Nektototam's Blog

– Ну, вот! – Воскликнул я в сердцах, – Опять меня сюда занесло!

– Ты ехать куда собираешься, али так и будешь тут стоять, крыльями хлопать? – Ворчливо спросил вязанный в красно-синюю клеточку лимузин. Шерсть на полуоткрытой задней дверке была изрядно вышаркана вокруг ручки, а ворс на крыше, так и вовсе сбился в шарики, и я, не удержавшись, оторвал синий и сунул его в карман.

– Ну, за проезд! – Обрадовался Лимузин, – садись уже.

– Куда мне теперь деваться, – Буркнул я, хлопая дверкой. – если за проезд заплатил. Ну, то есть я хотел ею хлопнуть. Лимузин посмотрел на меня озадаченно, потом хмыкнул и покряхтев коробкой передач тронулся с места.

– А ты, мил человек, случаем, когти у меня в салоне точить не собираешься? А то у меня были раз такие фулюганы, три дня пришлось в штопке простоять. Так куда тебе?

–Я думал – ты знаешь, – сказал я глядя на промелькнувший забор крупной вязки с огромными ячеями за которыми стоял кружевной дом в оборочку.

– Я? – удивился Лимузин и чихнул, – Проклятая моль! У меня аллергия, – пояснил он, хотя я ни о чем и не спрашивал. – Жуткой дело, доложу я вам, особенно летом, когда самый наплыв туристов. Ты к ним со всем почтением и, а выходит, что ты на них чихаешь. Не складно выходит.

– Чего уж хорошего, – Согласился я, – а как на счет…

– А, да, я – знаю, а ты сам-то?

–Конечно, – легко соврал я, – как не знать. Просто проверяю, что ты знаешь, и не завезешь меня куда-нибудь не туда.

– Только туда! – Горячо заверил меня Лимузин и мы нырнули в бесконечный туннель, едва освещаемый фарами Лимузина, которые он, впрочем включил лишь после моего третьего напоминания.

– Горючка нынче кусается, – Ворчал он раскачиваясь на неровностях, – Вон, смотри. – и продемонстрировал следы укусов на правом заднем крыле, подсветив поворотной фарой. А туннель этот я как самого себя знаю – его при мне вязать начали, до сих пор недовязан, да. И это только левый, за правый и не принимались вовсе.

Лимузин выскочил из недовязанного тоннеля и сказав, уф-ф-ф-ф!, остановился у обочины.

– Что, страшно? – Подначил я его, – А еще хвастал – я его как свои пять пальцев знаю…

–Да какое там, – Буркнул он и распахнул передо мной дверку, – Колесо спустило. И пальцев у меня не пять.

– Да, с колесами всегда так, – Попытался я приободрить, но видя, что тот задумался и явно не слышит меня, повысил голос, – Может, помочь чем? Ну, там перебортировать или подать-поднести чего
?

– Кажысь, дальше тебе пёхом придется, – Тяжело вздохнул еще одним колесом Лимузин, – видишь, день у меня сегодня не задался с самого утра. Сначала рейс твой откладывали дважды, потом ты удрал обратно, потом тебя вернули, сейчас колесо.

– Два, – сказал я.

–Чего?

–Два колеса, – пояснил я, – Одно синее, а другое…

– Да у меня еще есть, только они совсем уж лысые – одно слово, что Лимузин. А содержание такое, что на лисапед едва хватит. Никакой заботы! Давай, проваливай уже…

«Куда?» Хотел, было, спросить я, но спохватившись, что уже объявил, что знаю конечную цель, махнул рукой,

– Ладно, пойду, однако. Сам понимаешь, дела. Так, вызвать помощь?

–Скажи пусть в этот раз пусть на пряжу хорошую не скупятся, а то уже достали своим вторсырьем! Представляешь, распустят, какого бедолагу, что уже вконец по истрепался, смотают нитки в клубок и мне подсовывают за первый сорт. Знаю я их первый сорт! – Разошелся не на шутку Лимузин и принялся перечислять все случаи недобросовестного отношения к себе. Я же счел за благо удалиться со всей возможной поспешностью, пообещав, что как только, так сразу, но он уже явно никого не слышал, меча громы и молнии в неведомых мне Черных Текстильщиков.

Я подобрал валявшуюся на обочине погнутую слегка, но все еще крепкую вязальную спицу из слоновой кости и опираясь на нее как на трость пошел по дороге бежавшей между свежескошенных лугов. Возле одного из стогов стояла корова с заплаткой на боку в виде ромашки с красной, почему-то, серединой и мерно жевала пряжу, выдергивая ее из растрепавшегося угла стога. На меня она не обратила никакого внимания.

–Нет, нет и нет! – Воскликнул Плюшевый Медвежонок, – Вы не можете туда идти!

Я с удивлением огляделся по сторонам,

– Я, как мне казалось, тут… один? Или меня, все же, много?

–Ай, да какая разница, это такой оборот речи. Просто, вы не можете и все!

–Один? Ну, этот, оборот? А то я уже начинаю волноваться. Слегка разумеется, но все же…

– Ладно. Пусть будет один. Но только на триста шестьдесят! Или около того.

–А…много ли, это – около?

– В пределах тысячных. С учетом прегрешений Старого Меряльщика. Но не больше ста двадцати снизу.

–Тогда, ладно, тогда хорошо, пусть будет оборот. Но я, все же осмелюсь доложить – один.

–Ваш доклад принят и даже утвержден! – Воскликнул Медвежонок, – Но все равно нельзя.
– Что – нельзя? – Удивился я, – я же согласился на оборот, который – почти, если он один.

– Вы сами знаете. – Забубнил медвежонок нацепив на левый глаз – облезлую пуговицу обшитую блёклой материей, пенсне, – вот, тут у меня все запротоколировано. Я ведь на службе а не просто так.- Добавил он подмигнув правым глазом, не обшитым вовсе.

–Ну, тогда вы тут служите, а я туда пошел. Чтобы не мешать.

– Но Вам, а так же, с теперешней минуты, тебе, туда никак нельзя!

–А если я не туда? – Спросил я на всякий случай.

–Тогда конечно. – обрадовался Медвежонок. – Могу даже проводить. Только если…

–Да, да, я понял – если не туда.

У медвежонка даже пенсне свалилось от восхищения

– Вы, то есть, я хотел сказать, ты, так разумен, что я просто… просто… не верю своим глазам! Почти как я. Но, все же пойдем, мне не терпится прийти не туда!

И мы отправились дальше по дороге прямо не туда.

– А есть ли у тебя план? – Спросил Медвежонок, пытаясь приладить монокль ко второму глазу, тому, что не был обшит материей. Но там не за что было зацепиться, и монокль каждый раз улетал с суматошным щебетом на росшие неподалеку цветы, встречавшие его радостным визгом, а Плюшевый Медвежонок кидался в погоню, размахивая сачком.
– Уф! – Сказал он утирая пот со лба. – Какое несознательное и даже, легкомысленное создание! Разве можно с таким добиться, хоть чего-нибудь? А у тебя есть план? – По интересовался он, глядя на меня так и не вооруженным ничем взглядом, – Потому, что если есть – я готов обменять его на вот этот монокль. Как тебе такой вариант?

– Ну, на самом деле… – Начал было я, но заметил, что монокль мне подмигивает изо всех сил – бери мол, не прогадаешь! – На самом деле план – так себе, но если хочешь….

– Конечно хочу! – Обрадовался Медвежонок, – Меняемся.
И протянул мне монокль, придерживая, его, впрочем на коротком поводке.

– Вот. – Сказал я не дожидаясь пока Медвежонок управится со своим, точнее, уже моим моноклем, хотя он еще и не у меня. – Мой план таков: мы должны дойти и сделать то, что должны сделать. А по дороге совершить несколько подвигов. Не много. От двух, до пяти. Чтобы не раздражать окружающих и снискать всеобщее одобрение и любовь. Если получится.
И еще — добиться счастья. Какого-нибудь.

– Отлично, – Сказал Медвежонок упрятывая отчаянно брыкающийся монокль в нагрудный карман.– Не думал, что у меня будет такой достойный план и так задешево, практически , даром. Ну, я пошел.
Сказал он и двинулся по дороге дальше.

– Эй, – Крикнул я вслед, – но ты же идешь не туда!

– Теперь мне это не важно, – Крикнул мне в ответ Медвежонок, – теперь у меня есть план!

«А у меня в таком случае, что есть? – Задумался я, – плана уже нет, монокля еще нет, значит, идем искать того, у кого есть и то и другое. И, желательно, даром. У меня же уже все равно ничего нет для обмена. Но сначала я должен как следует отдохнуть.
»

И я полез на стог, цепляясь за низкие облака, чтобы не шлепнуться ненароком. Вслед мне смотрела все та же корова с заплаткой на боку и пучком пряжи в пасти.

–Арина. – Густым басом сказала мне вслед корова, выплюнув пряжу. – но это ничего не значит.

– А что значит? – спросил я свесившись со стога. – Что?

– Узнаешь, – Сказал Арина. И добавила, – В свое время. Только, уж, не забывай про цель, пожалуйста. А то сам понимаешь.

И я заснул, привязавшись, на всякий случай, к горизонту найденной на стоге бечевой.

– И куда его? – Поинтересовался я с верхушки стога. Скарабей посмотрел на меня выпученными глазами, а Солнце, едва слышно хихикнув, погладило меня по голове мохеровым лучиком. Я отмахнулся от солнечного луча, проворчав, – Ну, вот еще! Что еще за телячьи нежности?

–Так, в ремонт? – Промолвил Скарабей удивляясь моей непонятливости, – Куда же еще. Ты не помог бы? А то я уже притомился совсем.

Я не стал кочевряжиться и, перепоясавшись бечевкой, скатился вниз, вспомнив в последний момент о корове, но та, к своему счастью, куда-то запропастилось по своим, неведомым мне, делам, так, что я плюхнулся носом прямо на оставшийся после покоса мягкий ворсистый ковер. «Спасибо, – Сказал я про себя неизвестным косильщикам, – за то, что не скосили под самый корешок.» «Пожалуйста, – хором откликнулись косильщики, – для хорошего тебя ничего не жалко!» «С чего они решили, что я хороший?» – Задумался я.

– Ну, скоро ты там? – крикнул Скарабей упершись в огромный моток шерсти посреди дороги, – Нечего каждую мысль думать, пусть они тебя думают, глядишь, что и надумают. На то они и мысли. Ты им, главное, не мешай – пусть двигаются куда захотят.

Мы навалились на моток, но тот никак не двигался. Ни туда и ни сюда.
– За этим что-то кроется, – сказал Скарабей, – не может он просто так не двигаться, что-то ему не дает.

Я обошел вокруг – никого.

– Никого, – крикнул я. – Тень только, но она плоская. Скорее всего не мешает. Хотя кто её знает.

– А что ты ожидал? – Спросил Скарабей и скрутив самокрутку выпустил облачко дыма. Дым явственно отдавал бензином. – И не надо кричать. Во первых, я рядом, а во вторых так ты мешаешь твои мысли думать.

– Ты же сказал, не надо думать, пусть они сами?
– Сказал. Но они уже должны были придти куда нибудь. Вот я и жду. Дошли? А то мне отсюда не видно.

– Может и дошли, – Вздохнул я, – но мне тоже отсюда не видно.

– Вот же босота, – пробормотал Скарабей и протянул мне монокль. – На, посмотри.

– Есть! – закричал я, приладив монокль и осмотревшись по сторонам,- есть. Дошли.

– И насколько далеко?

– Мы полетим!

– Годится, – сказал Скарабей, расправляя крылья.
— А где твои? – Спросил он, разогревая двигатели.

– В ремонте, наверно, – сказал я проверив украдкой, но так и не обнаружив крылья. – полировку наводят.

– Тогда полетим на воздушном шаре. – Заглушил двигатели Скарабей. – Нужно только корзину найти, а шар и корова у нас уже есть. И похлопал по боку моток шерсти безучастно взиравшего за нашим мельтешением вокруг.

Я поправил повязку на левом глазу и скомандовал,

– Не могли бы Вы, сударь, совершенно случайно, отвязать нашу корзину, чтобы шар уже, таки, взлетел? Спасибо.

Скарабей оценивающе посмотрел на меня и, осуждающе покивав головой, перекусил бечеву, удерживавшую наш шар. Огромный черный моток пряжи взмыл в воздух и мы все зааплодировали.

– Сбросить балласт! – Отдал я приказ и Корова сбросив несколько лепешек, уставилась на меня не переставая жевать. Заплатка в виде ромашки с красным пятном посередине, по прежнему красовалась у нее на боку. Левом, кажется.

– Продолжай, – сказал я, – нам балласт еще понадобиться, ведь у нас – план.

И сев на обочине дороги принялся обдумывать план. Корова со Скарабеем играли в игру “Догони, обними – синий два раза” Но мне было некогда и я следил за ними лишь краем глаза( тем, который не обтянут материей) и прислушивался в пол уха, небрежно нарисованным фломастером, почему-то почти на затылке. Успокаивало, что ухо всего одно и подраться за место ему совершенно не с кем.

План думался до обидного вяло. Потом, ему, правда, стало получше и он развеселился. Даже отсюда было видно, как ему весело и, как результат, его несло. Вниз по реке. Я уже устал махать веслами в бесплодной попытке его догнать на байдарке взятой на прокат, чтобы выяснить, что же мне предстоит выполнить. Я встал опираясь на весло и громко сказал,
– Так.

Все затихли и уставились на меня. Я огляделся. Стог стоял уже у самого края дороги – видимо, Корова Анастасия его подтащила поближе, чтобы нарабатывать так необходимый нашему воздушному шару балласт или он сам подошел из любопытства. Так или иначе, стог стоял рядом и Корова Анат отщипывала от него понемногу. Стог явно был не против и я успокоился за него.

– Мы едем дальше! – Провозгласил я, – план не ждет!

– Если он не ждет, – мрачно сказал Скарабей, – то куда нам торопиться? Он наверняка уже ушел.

–Куда? – Спросила Корова, – куда мог уйти план? Я вся за него тревожусь, что-то.

– На покой, – буркнул Скарабей, – А может, этот стог и есть твой план?

– Возражаю! – Возмутилась Корова Анюта, – это мой план!

Стог сделал книксен и отодвинулся, на всякий случай, подальше от меня.

– Нет, – как можно вежливее сказал я, – какого черта! Мы едем или что!

– Или где? – спросил Скарабей оглядываясь, – не говоря уж – на ком. Лимузин ты отпустил. А больше не на ком. К Черным Текстильщикам пешком не дойдешь.

–Он сам ушел! – Возмутился я, – Сказал колеса спустили и ушел.

– Кто ушел? – Изумился Скарабей, – Ты же его отпустил! Вон он, летит, – и показал на небо связанное блекло-серой нитью.

– Это же шар, – запротестовал было я.

– Шар! – закричал монокль высовываясь из нагрудного кармана, – Я его вижу!

–Сейчас – да. Его распустили и отправили в перемотку. – Сказала Корова Анаис, – Твоими усилиями, между прочим. До этого он был резов и мил. Мы с ним в чехарду играли. На фантики.

–Ясно, – сказал я опускаясь на стопку уже подсохших лепешек балласта, – значит мы его тут ждать будем.

Медвежонок сидел на стопке лепешек. Хорошо просушенных, отметил я, можно заваривать в чайнике в тяжелые времена летней навигации. Корова Анастасия питалась выдержанной и высушенной до звона пряжей. А ведь еще не зима взгрустнул я, не зима…. попытался навести на Корову Анат фару, но вспомнил, что фары-то и нет, что все распустили, все!

Все и всех! продолжал накручивать себя я, все по распустились – Я так и вовсе лечу! Как жук какой–то!
«Я тут, – откликнулся Скарабей, – мысленно я с тобой.» И на том спасибо успокоился я, а то…

Что я имел в виду я забыл. Потому что влепился со всего маху в Солнце, дрыхнувшее по своему обыкновению в это время суток завалившись за старое, облезлое от времени облако. Ай!- Взвизгнуло перепуганное Облако и рванулось в сторону.
– Что… что за черт! – Невнятно вскрикнуло Солнце даже не пытавшееся открыть глаза. – Что за…

– Это я, – скорбно сказал я, – задумался случайно, извини.
Солнце бросило попытки подтянуть обратно отчаянно брыкавшееся облако, чтобы продолжить приятное времяпрепровождение и вздохнув осведомилось сварливо,

– Ну, и что там у тебя?

– Я… Я не помню, понимаешь, порастрепались тут все – и указал на обрывки ветхой от времени пряжи, растерянной пугливым Облаком, – один треп, а дела никакого не видать. Кстати, о деле А вот мне сейчас в голову мысль пришла, видимо, взамен утерянной – а ты напиши в инстанции, – я показал на изрядных размеров вмятину, которую озабоченно рассматривало Солнце цокая языком, появившуюся в результате моего с ним столкновения, – так мол и так, срочно, для поправления и т.д. и т.п. прошу разнарядку на новую(подчеркни – новую!) пряжу. Здорово я придумал, правда? И не забудь со мной поделиться, как с автором идеи!

–Нет. – Мрачно ответило Солнце, – Нет её. Начальство сказало – склады пусты – прядильщица, мол приболела, так, что нет и неизвестно…

– О как, – огорчился я, – а если… Слу-ушай, а может моя прошлая мысль был хорошей, а? Это же наверняка! Только плохие мысли никогда не покидают нас добровольно, а вот хорошие…

– Где я найду ее, – вздохнуло Солнце – сам посмотри,
И показало на гигантскую впадину в своем боку.

–Да, – Посочувствовал я, – тогда конечно, хотя и жаль, наверняка гениальная мысль, коль скоро так резво меня покинула. Ладно, полетел я дальше, что ли… Но мысль ты мою хоть и зажилил, но уж используй ей во благо.

– Ладно уж, – проворчало Солнце, – проваливай себе, я думать буду, раз уж меня разбудили.

И показало облаку язык. Оскорбленное облако фыркнуло и отправилось дальше, пробив карточку на часах учета рабочего времени.

– Полдень, – вдохнуло Солнце, – Век правда, не припомню, уж извини.

Прядильщица трубно высморклась и сказала сиплым голосом, – Нет, и не просите. У меня…. А у меня станок сломался, вот! Ну, хорошо, не сломался, а… в ремонте. Когда будет? Понятия не имею! И знать не хочу, между прочим! У меня, может, ураганный грипп. Птичий. Вот, видите как разлетался, зараза! Грипп глухо каркнул, подыгрывая Прядильщице, – Невер мор! – Бля. Воистину так, – Поддакнула прядильщица, – Сдохну я тут с вами. Так от проф. заболевания какого-нибудь и сдохну. Профсоюз придумает – от какого. У нас профсоюз, ох как боевит, одни валькирии! Все как на подбор! Что подбирают? Понятия не имею. Мое дело прясть, я и пряду. А сейчас – извините, у меня грипп. Карр! Оглушительно прокаркал Грипп.

Я лечу самолетом Ниф-наф. Рейс… В билете рейс не указано, я смотрел. Посадка через пол часа по времени аэропорта прибытия. Я прибываю. Особенно в животе, еще немного и буду – чистый дирижабль. Граф Цеппелин, собственной персоной! Смешно, да. А меня, между прочим, ждет лимузин. Я его заказал. Кажется. Вот только, у кого? Жалко будет, если его и правда замочат. Уф. Проклятый грипп. Свиной, сказали, мексиканский. Это здорово, я всегда хотел летать – “Долетите до самого Солнца и домой возвращайтесь скорей!” Хорошая песня, жизненная… Девушка, два мохито, пор фавор! Иначе я отказываюсь приземляться. Не девушка? А я то откуда это могу знать? Хорошо. Онат? Анат! Извини, я с утра подглуховат, Анаис! Анабель… Проклятый склероз… Командир корабля и экипаж желают вам того же! А я против! А я – не боюсь! Анастасия! Я правильно произнес твое имя? Теперь понятно, отчего так все заснеженно кругом… Извини, но почему скарабей? Египетщина, какая-то… Брошка. Прохладно. Свитер, пожалуйста. У вас нет свитеров в вашем Дрю… Дью… Дьюаре? Вспомнил: Дьюти-Фрутти! Тогда медвежонка. Я его выкину в мусорное ведро сразу после посадки – обещаю. Кому же я могу подарить такое чудовище? У меня нет таких врагов. Есть? На меня? Ты шутишь, Анастасия! Вот черт, и правда, похож… Господи, на кого мы только не похожи? А как же – «По образу и подобию»?
Не важно – судьба. Или не судьба. Придется самому… Такси! Извините, я же… А, точно – лимузин. Куда изволите меня?

– Конечно знаю, – Легко соврал я выдирая из руки капельницу,– На этот раз знаю!

И обрывая последнюю из удерживавших меня нитей, вываливаюсь с кровати вниз, навстречу к стремительно приближающемуся ко мне черному, как бездна Солнцу.