Nektototam's Blog

Смолк он-Счастливчик уже довольно давно. Никого это особенно не удивило. Он и до этого-то многословием не отличался, а тут и вовсе замкнулся и перестал говорить. Соседи, из тех, что уцелели, поначалу приносили ему, кто что мог. Совсем по чуть-чуть. Вот только он и этого не брал. Лишь, ни на кого не глядя, улыбался странно. Никто не видел, чтобы он хоть что-то ел. Но дело-то хозяйское, да? Не хочет, значит и не надо. Пусть себе живет, как хочет, если жить хочет. Не хочет, опять же его дело, не жить ему тоже мешать никто не станет.

Лишь она-Йоннуш настырничила, навещая он-Счастливчика, чуть ли не каждый день. Она-Йоннуш, приглушив сверкание зелёных глазищ, плакала потихоньку, и все пыталась увести его с пожарища в свой, чудом уцелевший, дом. Да Он-Счастливчик лишь смотрел на ее попытки недоуменно, и пожимал плечами. А когда она-Йоннуш отступала, вздыхал с облечением и продолжал строить из обгоревших обломков кособокую хижину в углу двора, вокруг неуклюжего очага, сложенного из камней, — чай, зима скоро.

Дракон, в существовании которого теперь уже никто не сомневался, накуролесивший всласть в место-Городе, обосновался по соседству, возле старой, полуразрушенной мельницы. Буйствовал себе потихоньку в старом лесу, отлавливая ветвисторогих оленей на пропитание, да случайно попавшихся охотников для забавы. Или, наоборот? Никто толком так и не разобрался. Да и не надо это было никому. Охотники, вернувшись домой, рассказывать о своих похождениях отказывались наотрез. Кто-то после этого подался в рыбаки, кто ямы взялся копать, да дороги чинить. Не переводившаяся работа в место-Городе. А один и вовсе учудил — взял, да и помер. Непонятно от чего. Только лицом почернел, что твоя головешка.

Старый хрыч он-Главный Лекарь в новомодных-то хворях, как выяснилось, оказался полным профаном. Ему бы банки от простуды на спину молодухам ставить, предварительно помассировав, или там траву-душицу, от всех хворей мастерицу, свернутую в пучок дымить, трясучую хворь от старух отгонять. Это да — тут он мастак. А от черной хвори, насылаемой проказником Драконом, травы для воскурения у него не отыскалось, как он не пыжился. А в лес-то больше никто, без крайней нужды, соваться не рисковал.

Впрочем, к он-Счастливчику черная хворь, ко всеобщему удивлению, взяла, да и не привязалась. Хотя он тогда и пропал в лесу надолго. Сразу же после памятного налета Дракона. Вернулся весь в лохмотьях, хромая на левую ногу, и снова за свою метлу. “Вот же псих, — шептались мы-горожане, — кому нужен тот парк, когда пол место-Города в развалинах?”

— Лучше, это, ты, давай, лучше ищи, не филонь. — Сказал Дракон, сидевший на парковой скамейке, нога на ногу и с незажженной сигаретой в руке. Стряхнув с рукава потертой кожаной куртки невидимую пылинку, добавил, — уверен, хе-хе, тебе это по силам. — И подмигнул желтым глазом с вертикальным зрачком.

Счастливчик вздрогнули и принялся ещё усердней сметать в кучи рыжую листву, покрывавшую толстым слоем осеннюю пожухлую траву. Орудуя метлой, он тщательно высматривал — не мелькнет ли снова едва уловимый блеск драконьего счастья. Но все было без толку.

Счастливчик остановился и осмотрелся вокруг: успеет ли до наступления темноты?

— Не-не, и не думай. — Благодушно сказал Дракон со скамейки, — Уверен, они где-то там. Я, твоей милостью, обронил не одну чешуйку, а несколько. Вот теперь не могу улететь пока не отыщутся все до единой. Или пока ты, обалдуй, этакий, не оплатишь мне чистым… Кхм, чистым золотом. У тебя есть чистое золото, а? Мда, я так и думал. Голь ты, перекатная, вот ты кто. Даже что было потерял, говорят.

Что-то блеснуло на земле, меж листьев. Счастливчик ринулся было, но нет. Всего лишь солнечный зайчик станцевал джигу на грязном осколке зеленого стекла. Счастливчик отряхнул осколок и сунул в карман, к другим, столь же полезным, находкам: кусочку медной проволоки, и ярко синему перу волшебной птицы. Она наверняка будет его искать.

— Ищи, ищи, — подбодрил его Дракон, — обязательно…, а вот говорят, за тобой одна ухлестывает? Может у нее золота немерено, а? Не у всех же, как у тебя полные карманы мусора.

За следующим проблеском в жухлой, осенней траве, Счастливчик уже тянуться не стал. Не отвечая на подначки, Счастливчик вбил, переливавшуюся всеми цветами радуги, находку каблуком поглубже в землю, и двинулся дальше, уныло шаркая метлой.

Дракон пожал плечами. Хотел было окликнуть Счастливчика, но вдохнул: дело-то и впрямь, хозяйское.

— Эй, — все же не выдержал он, — Счастливчик, да? Научить тебя прясть? Соломы то у тебя в башке в достатке, будешь золотую пряжу прясть. От заказчиков отбоя не будет, а? Соглашайся, дело верное. А хозяйка твоя, ну та, зеленоглазая, будет гобелены делать. Да не жмись ты, — хихикнул он, — я же видел, как ты на неё косишься. Да и она к тебе липнет, как репей — явно не прочь с тобой закрутить. Ты, что не видишь? Вот же лопух!

Счастливчик поежился, как от ветра, забравшегося неожиданно ему за шиворот своей ледяной ладошкой. И еще усердней замахал метлой, стараясь не глядеть на веселящегося от всей души дракона. Дракон же и не думал униматься:

– Или ты думаешь все-таки? Сказано же – не думай. Работай. В этом твое спасение. А мысли глупые тебя опять до беды доведут. Кто тебе сказал, что у тебя могут неглупые мысли появиться? – Ответил он на непроизнесенную Счастливчиком тираду, — У тебя нынче все мысли… ну, не очень, у тебя мысли пока. Путаные. А вот и твоя зеленогл… Ха-ха, — замахал он руками, — не твоя, не твоя! Убедил! Пока не твоя. Но вот зуб даю — будет! Совместное производство откроете, гобелены строгать будете без передыха, детишек, обратно же. Чем не жизнь, а?

Она-Йоннуш села на скамейку, на которой сидел дракон и раскрыла книгу. Что было на обложке он-Счастливчик, старавшийся не пялиться в открытую, разглядеть, не мог. Он принялся вновь сгребать листья, а она-Йоннуш, заложив, подобранным огненно-красным листом, книгу, смотрела сквозь него на лениво игравший редкими листьями, валявшимися на парковой аллее, ветерок.

Счастливчик пошарил по карманам. Пустой коробок, вот досада… Аккуратные кучи багровых листьев, собранные им за день, жаждали огня. Если их не спалить, непременный вечерний ветер разнесёт листья опять по всему парку, и завтра ему придётся все начинать заново. Хотя, чем не занятие — ему нравится.

— Не-не, — Замахал руками Дракон, — Даже и не проси, все равно не буду поджигать. Не моя забота. Мне лишь нужно получить обратно то, что ты, по глупости своей, куда-то задевал. Или думаешь, что она не придёт? Ну, без твоих огненных игр, а? Ведь и правда не придёт, ха-ха! Не зеленоглазая, нет, та снова будет здесь, а твоя, эта, как ее, Ханнуш, да? Что, забыл о ней?

Ты-Ханнуш, да… Разве он смог бы такое забыть? Это… это же…. Нет! Это невозможно.

Ты-Счастливчик стоял перед домом с опустевшим коробком спичек и смотрел на весело полыхавший в очаге огонь. Очаг открытый, пока разожжешь — ни один коробок спичек исчиркаешь. Ветер же. И как это у ты-Ханнуш всегда с первой спички выходит?

Совсем чуть—чуть кособокий очаг, предмет его особой гордости. Ты-Счастливчик, самолично сложил его в углу двора, рядом с оградой. И только вчера, смастерил над очагом еще и навес. Ему она -Йоннуш насоветовала. Но хорошего материала не хватило, и он застелил его плотно увязанными пучками соломы. Она-Йоннуш ему и одолжила. “Вот. Но… только солома. — Сказала она, выслушав ты-Счастливчика, — Зато, сколько угодно, — добавила, вручая ему огромную охапку, — для лучшей-то подруги!” И снова смутила ты-Счастливчика шалым взглядом.

От сильного дождя такой навес не спасёт, да у них сильных дождей и не бывает. Днём ты-Ханнуш, после того, как разносила готовые коврики покупателям, варить на очаге грибную похлёбку к вечерней трапезе. Хорошая похлёбка должна настоятся. По крайней мере, несколько часов, а лучше до следующего дня. Но у них никогда не получалось вытерпеть столько: ты-Ханнуш готовила днем, а вечером они, разогрев на домашнем очаге, трапезничали нежнейшей похлебкой. Ты-Счастливчик нахваливал её, как мог, глядя в счастливые синие глаза ты-Ханнуш, в которых он был готов утонуть, отказавшись от своего умения плавать, как рыба.

Ты-Счастливчик, заглаживая вину за вчерашнее происшествие с драконьим даром, бесславно сгоревшим в печи, с утра пораньше утек из дому. Да не на работу, а выйдя со двора, прямиком в лес. Вернулся с целой охапкой собственноручно собранных грибов. Не сравнить с теми, что продают на рынке: огромных, с блестящими коричневыми шляпками и крепкими белыми ножками. Загляденье, а не грибы! К приходу она-Ханнуш грибы ещё нужно было опалить на огне, чтобы зло, тонкими, злобно шипящими струйками пара, ушло из них. И, хотя сейчас был не сезон и в любую минуту мог нагрянуть ветер — бич их мест, ты-Счастливчик, пометавшись по двору, и заглянув за забор — не видят ли соседи, явно не одобрившие бы его затею, решил рискнуть. Ты-Счастливчик принюхался. Явственно пахло болотным газом. Значит ветер сегодня с дальних болот дует, обычно он очень силен, но… Чем же ты-Ханнуш защищает огонь?

Он оглянулся, подыскивая чем бы прикрыть от лениво разминавшегося за оградой ветра, огонь. Но пока ты-Счастливчик перебирал лежавшие у ограды остатки его строительства, в поисках подходящей дощечки или картонки, ветер, разогревшись, откашлялся, рыкнул для пробы по-звериному и взревел уже во всю мощь, по-драконьи. Задребезжали водосточные трубы, захлопали незакрепленные ставни, забрякали рыжие плитки черепицы. Обнаглевший от безнаказанности ветер попытался срывать кровлю с крыш, шатать печные трубы, завывая в них, в бесплодной попытке испугать кого-нибудь. Место-горожане давно привыкли к его выходкам и не особо-то обращали на него внимание: пошалит немного, да и уйдёт восвояси. Всегда так было.

Но не в этот раз.

Ветер, обалдевший от привалившей удачи, зачерпнул пригоршню огня с весело полыхавшей на навесе соломы и швырнул её в дом. Вспыхнули, висевшие на верёвках перед домом, плетёные на продажу коврики. Дракон подхватил их и поволок, завывая от счастья, к соседним домам. Крик застыл в горле ты-Счастливчика. Он медленно опустился на землю, глядя на свой, весело полыхавший дом и сумку с приготовленными ковриками, стоявшую у порога. “Х-хх, — прохрипел он, глядя на метавшийся в окнах огонь. — Хха…”.

За его спиной раздавался истошный вопль: “Нет! Нет! Нее-е-е-е-ет!, — непонятно откуда взявшейся она-Йоннуш. — Не-ет!”

Там Счастливчика и нашли. С чёрным лицом и намертво зажатым в руке пустым спичечным коробком. Набежавшие тушить пожар соседи, убедившись, что дом Счастливчика сгорел вместе со всеми обитателями, побежали дальше — пол место-Города полыхало. Где-то они ещё могли успеть.

— Снова за свое? — осведомился Дракон, — Думы думаешь, мыслями тощими громыхаешь, аж уши от них закладывает.

Он демонстративно потер уши. Похлопал по левому и, наклонив голову, позволил высыпаться звукам из правого. Счастливчик не реагировал. Он смотрел на уходящие к горизонту кучи огненных листьев, и ветер шевелил его чуб, свисавший наискось на крючковатый нос.

— Да, — сказал он заржавевшим от долгого неиспользования голосом, — От судьбы не уйти. Ты прав. — И, повернувшись, посмотрел на сидевшего на скамейке Дракона. — мне и правда, пора двигаться вперед.

Он прислонил к скамье свою метлу, снял фартук и положил его рядом с Драконом. Поколебавшись, положил сверху пустой коробок.

— Пора оставить все позади. А ты-Ханнуш… она навсегда останется в моем сердце.

Она-Йоннуш сидела на скамейке, пока на выцветшем небе не стали проявляться слабыми искорками первые звезды. Книжка, лежавшая у нее на коленях, была, как всегда, открыта на все той же красочной иллюстрации. Клоун в островерхой шапочке и воспаленными глазами. С огромным крючковатым носом и загнутым кверху острым подбородком. По щеке клоуна текла нарисованная слеза. За ним на трапеции, раскачивалась, отпуская воздушные поцелуи, синеглазая красотка.

Было удивительно тихо. Как и каждый вечер. К утру может еще поднимется ветер, но совсем слабый. Обычно его едва хватает, чтобы пригнать парочку бездельников облаков для предутреннего дождика. Огненный лист — закладка, выпал из книги. Легкий ветерок, наигравшись, загнал его под скамейку и ушел восвояси, взъерошив напоследок ей волосы.

Тускло-бутылочного цвета глаза Йоннуш, смотрели сквозь седую прядь на высокую, выкрашенную белым цветом, сплошную ограду и видели лнтящего гигантского дракона, гнавшего перед собой бескрайний вал огня, затопивший место-Город. Левая рука Йоннуш лежала на иллюстрации, закрывая исчирканную красотку с зацарапанными глазами, а в правой она держала пустую одноразовую зажигалку. Ее, еще при поступлении, как ни старались, так и не смогли отобрать.