Nektototam's Blog

Меня похоронили завтра. Церемония была самой простой: не было никого. Кроме могильщика. Он, сделав свою работу, попрыгал, утаптывая холмик получше. Затянулся сигаретой, осмотрелся — не видит ли кто? И высыпал припасенный заранее мешок осенних листьев, скрывая последние следы. До следующего лета выдержит, решил он, а там уже все равно никто не хватится. Всем будет до балды. Затянувшись последний раз, выплюнул сигарету и втоптал ее поглубже. Спасибо, что не в могилу: не люблю запах переполненной пепельницы.    

   Я смотрю в небо и не вижу его. Да мне и не зачем. Там ничего интересного нет. Это я так вру, собственно. Все интересное именно там, но… Да ладно, пошутил я. Самое интересное всегда там, куда нам не попасть. А если мы и доберемся, то к нашему приезду все, как раз и закончится.

  Пьянящий весенний воздух сменится летним удушьем; смешливое, легкое как ветерок, солнце, ласкавшее не твой лоб, при твоем появлении сменится клеймом, выжигающим метку «раб треклятой жизни» тебе лица поперек. Несмываемой печатью «влксм. оплачено». Хотя оплачен этот долг и не будет никогда. Смирись. Слейся. Сорвись с поводка и беги. Несись не разбирая пути. Сломя голову, сбивая ноги в кровь. Беги. У беглеца есть шанс. Сбежать, избежать, добежать и пересечь черту. Хотя бы попробовать упасть за черту. Хотя бы ее увидеть. Хотя бы поверить, что она есть. Черта. Ни черта нет. Ни черта.

   Есть надежда. Если хочешь. Важно захотеть и она появится. Вольно двигая вихлявыми бедрами и подмигивая бесстыжими очами. Веришь им? Беги. Чего замер? Что? Умер?  Нет еще. Молодец. Не можешь бежать, хотя бы ползи, что ли. Плевать, что все подумают. Тебе должно быть наплевать, если перед тобой она. Надежда. Не переживай, она приходит ко всем. Грошовая шлюха, готовая дать все, что у нее осталось за сущий пустяк. За грош. Ну, за два гроша — наверняка.  За то, что осталось у тебя посреди пьянки. Не шарь по карманам, ты же пропил все. Единственное, что у тебя осталось – пустяк. Никому не нужный пустяк, не стоящий ни гроша пустяк. Пусты у тебя карман и взгляд. Жизнь не даром прожита. За все заплатить пришлось. До последней копейки.   

  Пуста голова с жужжащей внутри мухой с поломанными крыльями. Даже она пытается смотаться куда подальше. Закидывая лассо, в бесплодной попытке зацепиться хоть за что-то. Промахиваясь раз за разом. Вся добыча — старый, окаменевший бычок. Сигарета.  «Памир». Осторожно разминаешь его и прикуриваешь от гаснущего огарка сальной свечи. Привалившись осторожно, сдерживая стон, к стене, делаешь разбитыми в кровь губами затяжку, освещающую в последний раз щель полуоткрытых, но недоступных уже, глазниц. Последней возможности убежать.

 Ну что – все? Пахнет застарелым дымом и тоской. И никакой надежды. Никакой? Вот же она стоит. Оплаты ждет. Платить-то будешь, старый ты урод? Протягиваешь тлеющий бычок. Извини, но больше ничего, сама видишь. Надежда садится рядом, сверкая подбитым глазом и белым когда-то бедром в прорехе драной юбки. Затягивается. Ну что, пойдем, бедолага? Пойдем, киваешь согласно. Берет тебя за руку и влечет за собой – не отставай, есть путь.

 Вываливаешься с хриплым свистом вздоха. Свет, кажется.  Не уж-то, прорвался, да? Ну, Надька, сука! Я… Мухобойка со свистом в кляксу, бац!  Два! Без родителей не приходи!  Надежда, скосив к переносице глаза: ну, сам понимать должен, шанс был выбраться. А вот дальше, извини.  Да я… Я понимаю, забей. По карманам пошарил. Черт, пустая пачка.  Извини, пора.

  Меня похоронили завтра. Докурив мой чинарик, могильщик ушел, помочившись у куста.  Надежда тоже ушла. Но я запомнил адрес. Пригодится. Угол у вокзала. Рядом со столовкой и забегаловкой. У меня и монеток пара осталось. Медных. На глазах, с надеждой глядящих в ослепительное вчера.