Nektototam's Blog

— Зинка! А, Зинк! 

Молчанье в ответ.  Фантиков шуршание. Скрип тумбочки и сдавленный смешок из-за кровати.

— Да где же тебя носит-то?

Все то же молчанье. Скорбно в воздухе завис вопрос. Тетушка, о фартук руки утерев и выволочив  из передника огромный носовой платок, громко выбивает большим пальцем свой крючковатый нос. 

— Вот же зараза! Появишься — вынеси мусор. И, кстати, не перепутай комнату с баком.  Твоя то, вон как  загажена. Ноги можно переломать, пробираясь к окошку. Да где же носит чертову…

— Тут я, — ворчит Зинка, выползая из-за кровати, с куском недоеденной пиццы, надкусанной конфетой. Лицо перемазано, кажется в шоколаде, — чего орать-то?

— Вынеси мусор. За тебя все равно некому. 

   Такой, однажды, был голос у главного самого ангела. Прямо перед лишением званий и вечной ссылкой. Без портков и права, разумеется, на переписку. Куда-то, на очень уж дальний восток или и того дальше.  Но всяко не близко.  

— Слыхала уже, — Зинка бормочет под нос неразборчиво. Вздыхает. До тетушки доносится душное: “мать…”

Тетушка:

— Сно-ова?  

—  Опять. Карбонара, твою же ты… Эх…

  Швыряет, продолжая угрюмо бурчать переливчато, на кровать ломоть пиццы неровно обгрызенный. Стоит перед тётушкой — руки в карманах, один носок с дыркой на пятке, второй на торшере. Вместе с футболкой, закрывающей дыру, что вчера совершенно случайно явилась на свет от невинного броска туфли в комара-зануду. Комар посмеялся и вылетел вон — один черт поживиться нечем, а торшер… Все равно эту футболку она уже не любит. Ну, почти совсем. Да и надпись дурацкая: “All You Need Is Love”. Явно по укурке, кто-то сказал, не иначе. Love-хренав, вот же придурки!

 — А… мусор то где?

  Смотрит честно, не подкопаться. Паузу держит, чисто Сара Бернар. Тетушка багровеет, не иначе как от счастья, хотя и привычная вроде к таким делам, что твоя кошка к лотку. Онемев, вручает Зинке, одолженную у дворника Котлеткина, новенькую метлу и синее пластмассовое ведро. Обводит комнату рукой.  Зинка осматривает метлу. Проводит по ней  пальцем с любопытством:

 — А где она включается-то? Что-то не разберу… 

  Оглядывается. Тетушки уж и след простыл.  Вскочила Зинка на метлу, пришпорила. На голову ведро нахлобучив,  понеслась по комнате, сшибая все на своем пути.  Последним пал к ее ногам рыцарь-торшер.  Выбросив флаг: Принцесса! Я весь, весь вот он я!  Ваш! Вот он… я. Простите королева милостиво раба Вашего. Как есть виноват…

   Запыхавшаяся  Зинка, нацепив завоеванный штандарт на метлу, взгромоздилась на подоконник: малёха передохнуть. На скамейке в скверике напротив — незнакомый принц. “Черт! — мелькнуло у Зинки, — а это еще кто?”  И сделав задумчивый вид, принялась изучать проплывающие облака, принимая невзначай позы разные. Но так, чтобы из виду незнакомца не упустить. Когда она опробовала и забраковала композицию: “Надломлен лепесток лотоса. Преддверье осени. Гроза”, обнаружила —  принц, паршивец этакий, взял, собака, да сбежал. Взамен его на лавочке сосед-жиртрест.  Из квартиры сверху. И, открыв рот, пялится на ее обводы – зависть тайную “Катти Сарк”. Поправив такелаж и показав разочарованно фак, почти не перепутав пальцы,  Зинка соскочила с подоконника. И плюхнулась задом с размаху на остатки пиццы.  Ну, вот же… 

    Вытерев пятно соуса футболкой с «Лав», зашвырнула ее в угол. К стоптанному кеду “пять звезд” и бумажному самолетику, поставленному на вечную стоянку носом в кеда носок. На левом крыле синим фломастером: “Зинка”. На правом — густо красным замазано. Самолетик старый. С прошлого воскресения, пожалуй. Зинка скатилась с кровати и расправила крылья самолетика. “А интересно, что тут было написано? — Посмотрела листок на просвет, но не разобрала. — Наверняка, “резинка”. Вздохнула. Или, «корзинка», что вовсе не лучше.  И запустила самолетик в распахнутое окно. Прихватив метлу, привязала к ней на длинном шнурке приблудный кед-сироту. Нацепив на метлу футболку с остатками соуса, хмыкнула. Без флага нынче и правда, никак. Оглянувшись на запертую дверь,  вскочила на метлу и перемахнув подоконник, отправилась за самолетиком следом.

— Что пялишься, — Зинка мрачно смотрит на жиртреста, — Пробоину проковыриваешь в борту? Потопить хочешь?

— Да я, это… — Заерзал Жиртрест, привставая, — Красивая ты! – Вдруг выпалил отчаянно. И покраснел. Вот придурок.

— Красивая? – переспросила Зинка. И почесав с сомнением  в затылке, бросила вдруг. – А-а-а, ладно. Пойдем. Знаменосцем будешь. Как зовут? Будешь Панчо. – Обронила не глядя. И двинулась  со двора, вручив Жиртресту метлу.

— А куда мы идем? – Спросил Панчо в спину упрямую  Зинки.

— Я иду вперед, а куда ты – не знаю. — Ответила Зинка.  

— Тогда и я, это – вперед.     

— Мусор! – раздалось сзади, — ты так и не вынесла мусор! Да что с тобою не так?  

  Самолетик, валявшийся просто так на дорожке заплеванной шелухой-разговорами, был поднят и на скору руку в шляпку с козырьком перепакован. Над козырьком крохотным надпись гордая: «Зинка», и красное месиво аккурат на затылке. Зинка, пристроив шляпку в копне волос на макушке, гордо вскинула конопатый нос:

 — Есть, гражданинка начальник-сан! Как только вернусь из похода – так сразу. А ты, что уставился? Давай шагай  прямо! 

   И они дружно двинулись прямо в сторону лева, потому, что право было занято в это время суток чисткой перышек и наведением марафета. Тропинка –  серая щетина травы пучками лезет сквозь прорехи в асфальте. Панчо спотыкается, Зинка бредет равнодушно, мечтая о чем-то странном. Не о странном мечтать для нее, ну совсем уж странно, зачем?

— Панчо, — прерывает молчание Зинка и, смахнув ладонью остатки молчания с уст, спрашивает, — Зачем?

— У моей тети тоже был котенок, — охотно поддержал разговор   Панчо, — так она в нем души не чаяла. Пока не пришло время менять ему песок. Или это был не тогда?  Ах, да, вспомнил! Точно! Его  заклевал маленький красный петушок. На палочке.  Да. Я его похоронил во дворе. В песочнице.

— Его собственной? С какашками? Или это был петушок?

— После этого – да.

— Прекрасная смерть. Нет, я серьезно.  А вот и наш трамвай.

— Нас не пустят с метлой.

— А я на ней полечу. А ты на трамвае, встретимся после.

— Едва ли я…

   Зинка, вскочив на метлу, облетела трамвай и, махнув рукой прилипшему носом к стеклу Пачно, рванула вперед. Как и обещала. 

 Трамвай, лязгнув копытами тормозных колодок и, вышибив искр сноп, двинулся шаманом диким, раскачиваясь и подвывая, по своему пути, в Валгаллу по имени “Дальше трамвай не идет”    

    Взвизгнув, Зинка направила Доннагер в сторону старой городской ратуши, одиноко стоявшей в самом центре города. Облетев ее по кругу, Зинка спешилась и, прислонив метлу к стене, сняла с метлы кед и, держа его за шнурок, вошла в распахнутые двери.  Взлетев на одном дыхании на самый верх к часам, застыла, голову задрав. Стайка бубенцов теснится там. Посредине предводитель — колокол, бьющий наотмашь по роже каждого часа, забредшего сдуру к часам на поклон.

— Ух ты! – Зинка шарахнула кедом по бубенцам и замерла, слушая жалобы маленьких, переливчато льющихся прямо да в уши любого слушающего. Затихли обиженно. Размах.

— Стой, не надо…

Рука невесомо легла на плечо. Зинка стряхнула ее. Не лапай, козел!  Обернулась,  фурия, рука отведена для … Принц со скамейки. Стоит и, зараза, улыбается.

 Сердце Зинкино  с насеста сорвавшись, с воплем И-и-и-и! Загрохотало вниз по лестнице винтовой, сшибая все и всех на пути. И-и-и-и! Вылетев наружу и поскакав на одной ножке вокруг метлы, ринулось наверх, И-и-и-и-и! С размаху влепилось на место и затихло. Кажется навсегда. Или только кажется? Фу-ух, кажется, да.

 — Ну, чего уставился, — скривила губы в усмешке ледяной,  — не видел, что ли?

— А что ты тут делаешь? Странно даже, нет?  Или, таки, да?

— Твой? – Зинка вручила кед Принцу, — недавно нашла.

— Мерить не буду, но нет. Не мой, да. Так что же ты тут делаешь-то?

— Часы хотела назад перевести. Немного не хватает времени.

— Как всегда.

— Ага. —  Улыбнулась неловко. Скорее, ухмыльнулась.  — А что – нельзя?

— Можно, только смысл какой? Все равно не успеешь.  Впрочем, тебе и не надо. Так все вручат, так все получишь, ага. Просто так. Правда, ведь, правда? Правда, ведь, да?

 — Сволочь.

— Принц, насколько я помню.

Зинка фыркнула и подошла к окошку-бойнице. Осторожно, чтобы не перемазаться в голубином помете, выглянула. Вздохнула.  

— Дерьмо. Кругом одно дерьмо. До горизонта.

Снизу донесся грохот.  Кто-то, кряхтя и ругаясь в полголоса, пер по лестнице, цепляясь мечом за стены и поручни. Проклиная судьбу и дебилов соседей, оставивших на площадке старый велик.   На загаженную голубями площадку, едва не снеся офигевшую Зинку, ввалился Панчо. Пыхтя  паровозом на всех парах, и размахивая картонным  мечом, заорал, что было сил, точнее, едва просипел:

— Хде… Кто… посме…

И рухнул к Зинкиным ногам уже без всяких сил.

«Хм, — стряхнула  Зинка паутину с голову. – Добрался, все же»

— Ладно, с этих пор будешь… Ромео. А ну-ка, погоди? Чего так долго?

— Трамвай… В парк…  Пришлось спрыгнуть на ходу, сломал ногу в трех местах и рельсы повредил, походу. Пока зажило… Вот, гляди.

 Задрамши штанину, Ромео показал изгвазданный от времени гипс, разрисованный беспечными ромашками и   шутками: «Люська + Васёк = дружба до гроба, дураки оба»

— Люська? – Спросила Зинка, не веря глазам.

— Ну, да — обрадовался Панчо, — она просто чудо! Каждый  день рядом была, вот и…

— А…. – Зинка уселась вновь на окно, — вон, что оно… Так значит Ромео ты и правда Роме-о-о, просто… А что же ты делаешь здесь?  

— Я? – Панчо поправил штанину, — Ну, ведь я же тебе обещал. Вот и метла – я принес ее снизу, ты видно забыла. И да, а что у тебя делает мой кед? Я уже обыскался, вот же умора, только сейчас я понял, что это мой! Вот. Посмотри – автограф внутри.

  Он, взяв кед надел его на левую ногу. Потопал.  

— Как раз! Спасибо, ну и… мне уже надо идти, а?

— Вали,  давай, — буркнула Зинка не глядя. Сняла с головы шапочку и, снова сложив самолетик, запустила его. – Лети уж, зараза!

  Самолетик, накренившись в сторону крыла с надписью «Зинка», сделал круг и, влетев обратно в окно, упрямо уселся на старое место. Благо оно уже было пусто.

   Тетушка присела на край кровати и погладила Зинкину  спинку,

— Зинк, а Зин?  Не грусти, все образуется, вот увидишь.

— Да, а что они! – Крикнула Зинка в подушку. – Козлы!

 Тетушки взгляд по комнате кружится. Сваленный на пол торшер с дырой в абажуре, старый носок и одинокая туфля. В углу самолетик прилип к любви.  Тетушка подняла его и, расправив, прочла: «Зинк, а давай дружить? Я буду тебя сегодня вечером ждать»  

— Неразборчивая подпись, однако. Замазано.  Видать, трусоват. А знаешь, начни-ка с уборки в комнате. С чего-то же надо начать.