Nektototam's Blog

Саша Сверчков с удовольствием ел потрошки птиц и животных. Натертую отварную говяжью печень с лучком и маслицем постным посоленную крупной солью и от души поперченной; жаренные на шпажках куриные сердечки; суп из куриных потрошков и всячиной всякой что под руку попалась; жаркое из куриных же пупков, сердец и печени; куриные, что, снова?  потрошки с грибами, в сезон, в густой, деревенской сметане; тушеные куриные потрошки с овощами какими-нибудь, что найдутся сами или будут с рынка в авоськах-кошелках притащены.

  Особенно, все же, пупки. Особенно по-корейски, соседка кореянка рассказала, будь дни ее светлы и от ненастий свободны на веки вечные от всякой печали! Надо на рынок идти. Сегодня выходной, нет смысла. Нет привоза сегодня. И привоз еще не близко.

 Печка разгоралась неохотно – на улице сыро и небо давит на голову низкими зимними облаками, кто же захочет на улицу? Вот и дым, сволочь, не хочет, все норовит дома остаться.   

  Подвинув ногой мусорное ведро поближе, сидя на скрипучем табурете, принялся чистить картошку, выковыривая сизые глазки кончиком тупого ножа. Кошка ловит очисток полоски и не давая им упасть в ведро, тащит в сторону и жрет с нескрываемым удовольствием. Тяжелое детство. Не повезло. Пришла как-то зимой в самые холода и сразу в подпол нырнула, глянув коротко на хозяев, можно, да? И, не дожидаясь ответа, исчезла на несколько дней, мелькнув огрызком хвоста. Следом за ней исчезли и мыши, так тогда досаждавшие Крошке.

 Печка разошлась, однако, да. Уголек в этом году хорош, с Кузбасса. Сковорода закопченная на плиту, сдвинув кольца. Бах. Черт…Масло.  Масла-то и нету.

Сверчков выглянул в окно. Через дорогу магазин. Уже открыт. В киоске, от магазина слева,  «прием стеклотары», свет горит, Светка значит уже опохмелилась. Ура. Только в туалет и можно сбегать. Вчера в магазе был привоз, он видел собственными глазами, пока покупал восстановленное молоко и копченый сыр на завтрак. Главное, чтобы Светка не сбежала. Он посмотрел на авоську, висевшую на гвоздике у дверей. Бутылок пустых полнехонька. Не порвалась бы.

Дощатый туалет, вычищен летом, слава аллаху! Можно войти, не то, что в прошлом году. Но тогда было ни до чего некогда. Кривым гвоздем у двери пришпилен «Роман-газета». «Поднятая целина». Том второй. Уже можно, кажется. Ширинку расстегнул, потеряв пуговицу, мать ее… Вытащил член, прицелился, привалился к стенке плечом, расслабился, полилось. Ох, облегчение. Надо бы побелить летом, старая побелка облезает – неприятно сидеть. Рыбий глаз карий в крапинку в большой дырке в стенке с соседкиным отсеком. Замер. Не шевелится. Вот же мелкий говнюк. Крошка смеялась, подглядывает, не испугать бы мальчонку жопой дряблой. Еще импотентом на всю жизнь малец останется. Надо заделать. А ну, паршивца обоссу!  Зажал кончик, уменьшая отверстие шланга – закон Бернулли отменить не рискнули, но увы напора-то и не осталось. Топот ног панический. Сбежал. Безотцовщина, папаня зарезал кого-то. Снова. Очередную десятку чалится, удивительно, когда же он сына заделать успел. Встряхнул машинально, последних капель скудная капель. Дождался, заправил член на законное место, ширинки пуговицы тугие, одно мучение. Справился. Первая, вторая… третьей нет уже, третья в дырку улетела, четвертая… черт! Все — можно двигаться дальше. Только руки ополоснуть. Это дома. Крошка, тебе что-нибудь из магаза надо? Мычание слабое из ее спальни, я сплю еще, отста…      

  Пустынную Песочку перешел по накатанному снегу, семеня и осматриваясь, мало ли. Ментовский бобик дежурный выскакивал из-за угла обычно, как сумасшедший, очередного мелкого пропойцу из сугроба выуженного в медвытрезвитель что осталось, в конце улицы отогреваться тартая. Там телефон у дежурного на столе. Всегда можно вызвать скорую, если вдруг что разыгралось.

  Ящики там. Я вам не нанялась. Светка не в настроении. На мертвенно красивом, как у снежной королевы лице, свежий бланш под глазом. Левым.  Едва замазан. За будкой новенький жигуль, значит волжанку по пьянке снова расхерачила напрочь. Какая по счету?  Вернулся из рейса муж. Ерунда, дело житейское. Так каждый раз. Те, что во втором ряду, курносые – не возьму. Мне все равно куда – можешь выкинуть, помойка сам знаешь где. Вот твои два рубля и тридцать шесть копеек. Ящики составь у забора. Вот бы вдуть, когда все уляжется и муж в очередную поездку. Хотя, её вовсю, говорят, участковый утешает, с него станется. Закончила универ с красным дипломом, соседка сказывала, и удачно за киоск вышла замуж. А с ним точно лучше не связываться. Проще к соседке, матери олуха лупоглазого подкатиться у нее тоже буфера зачетные, да и безопаснее. Сёмка душегуб еще не скоро вернется: к тому времени авось все уляжется.                    

  Двести граммов в одни руки, я знаю. И молока. А чай, что у нас с чаем? Нет, тот брикетами кизяк, что в витрине я не возьму, не заваривается. Я пробовал. Дважды. Моча мочой. И запах старого арыка из чайника. Может, все-таки есть, хотя бы тридцать шестой?  Для Крошки. Ну, Томк, ну, пожаааалуйста. Она меня уже поедом ест.

  Кошка, закидавшись картофельной шелухой поверх вольной подпольной добычи, осоловело смотрит на Сашку. Что, в сон клонит? Иди, отдыхай, дневная смена не твой конек. Крошка, тебе кофе или чай?  Да нет, шучу я. С кофием швах. Нет кофе, разве что с почтового привезут баночку индийского растворимого, тогда и оторвемся по полной. Мне Фил обещал потрясти аспирантку. Да, продавщица, как ее там… Томка, тебе записку передала.  Прочитать?

— Не открывай, я сама. — хорошо поставленным равнодушным тоном. Проснулась, значит.

  Торопливо, подумал Сверчков, ну и дела. «Встречаемся в четырнадцать двадцать у Нижнего Гастронома». Без подписи. Да нет, что ты, не открывал.

— Я приготовил чай. Как ты любишь: с сахаром и лимоном. Еще есть белый за двадцать две я нарежу и масло крестьянское. Сегодня завезли. Принести?  Правда, лимона-то нет. Пошутил. А сахар какой-то чудной, коричневый. Сказали — иностранный. И пахнет то ли ванилью, то ли еще какой другой заморской лабудой.  Нам не разобрать.

— У нас в сегодня репетиция в три, не как обычно. Что-то там перенесли на пять.  

 Уголок записки виднеется из-под подушки, в руках папка со сценарием. Ночная рубашка волнами стекает с мраморных плеч. Помятая постель, дочь неведомого ночного шторма, мертвой зыбью замерла. Зыбкий свет из приоткрытой ставни выреза край теребит фланелевой рубашки, выплескивая наружу рыбы идущей на нерест алчущего глаза безумный зрачок — коричневый правой груди сосок. Корона вздыбленных волос плещется морской капустой в прибойной утренней волне у старого пса утеса.

 — Вот, это что? Ты можешь объяснить, раз уж зашел? Вот что это?

— Сингулярность, — пальцем провел по тексту Сверчков, борясь с неожиданно нахлынувшим, давно казалось бы покинувшим его желанием провести указательным пальцем по маленькой расслабленной груди, вокруг застывшего соска, скатиться в слаломе безумном с холмов прямо в дикого шрама кривую расселину, и вылетев оттуда, притормозить, вздымая снега веером, и уж тогда, совсем не торопясь, в бесплодну… стоп, увы…, стоп, стоп… Он снова не попадает в мазь, так и не двинувшись со старта. – Что? Ах, да — начало всех начал, та самая точка, в которую сольется все, весь мир, в единое ничтожное ничто, чтобы шандарахнуть так, чтоб зародится новый. Мир. Прости. Меня снова занесло. Что ставите?             

  — Что-то из жизни физиков, ты же знаешь, мне все едино. У нас и консультант есть с почтового. Доктор какой-то. Кажется, Шарафутдинов. Я конечно хотела, чтобы ты, — смотрит на старый комод с фотографиями, — но сам же знаешь — Пузленького не свернуть, когда упрется. Буду в очках с роговой оправой и этого хватит. Чем это пахнет?

 — Черт, картошка горит! Картошка!

Думаешь, так просто сделать хорошую картошку? Ну-ну. На-амного проще, чем тебе кажется, мужик. Помой сначала. Почисть. А если с тонкой шкуркой сорт, то и этого не надо. Нарежь удобными тебе кусочками. Что, фри? А ты режешь френч фри, понял. Хорошо, но есть нюансы. В картошке много лишней воды и ей нужно слегка отстояться. Часа два или три. Так советуют в умных книгах, но ты туда, уж если я рядом, и не смотри, не надо. Есть обходной маневр: ты слушаешь? Возьми картошку и отвари до полуготовности. Ясно? Пока она варится, нагрей достаточно масла в сотейнике или какой другой посудине. Да нет, разумеется я прикалываюсь. Но ни в коем случае картоплю не соли! Усвоил?  Теперь частями сваренную картошку в кипящем масле румяним. И… Вуаля! Вот и ваш френч, и даже фри!  Лучше, чем в любом Макдональдсе или каком еще ресторане. Еще мелкий лайфхак: если тебе не охота париться с варкой, запихай картошку в рукав для запекания и в микроволновку на полный газ на десять минут. Проверено. Тот же результат.