В САМОМ СЕРДЦЕ ГУБЕРНСКОЙ СТОЛИЦЫ
Скрежет и визг трамвайных тормозов, азартно сцепились с визгом встречного трамвая, выволокли Сверчкова на остановку и, стряхнув с горба, покатились буйным эхом мимо здания Статцентра прямо на площадь Революции, где был немедленно и беспощадно затоптан дикой ордой вывалившихся из ТИРЭТа студентов, несшихся широкой лавой к остановке. «Следующая – Советская» лениво прорычала вагоновожатая в хронически сиплый микрофон и снова попыталась закрыть двери. Трамвай привычно затрепетал боками и округлился. «Отпусти двери! — Взревела вагоновожатая, равнодушно глядя в зеркальце и поправляя помаду, — Ты, лохматый! Нет уже места, вагон не резиновый!» Вагон еще раз хрустнул суставами, попытался набрать еще, но поперхнувшись на вздохе, сгорбился понуро и, не утирая грязные потеки слез на лобовом стекле, тронулся.
ВЕНЦЕНОСЕЦ
За заполнением вагона Сверчков следил издалека. Привычно удивляясь: ничегошеньки не меняется. В его эпоху он был известным среди своих тараном. Его выпускали вперед. Как тот лохматый, только лучше. Вздохнув и помотав головой, отгоняя воспоминания, Сверчков нырнул в подвальчик между Верхним Гастрономом и Статуправлением. Есть за четыре тридцать две? Расплатившись, сунул бутылку в карман пальто и вышел наружу, заранее улыбаясь все еще возможному солнцу, всеми еще оставшимися зубами.
ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПРЕССЫ
На скамейке у входа сидел парнишка, с волосами вольно рассыпанными по плечам. Шапки на нем не было. Как я когда-то. Зато были редкие усы, издалека похожие на кошачьи. Парнишка улыбался.
— Когда ты уже подстрижешься! – Старая карга потрясла клюкой, тыкая ему чуть ли не в лицо. – Сталина на вас нет! Он бы порядок навел.
— Сталин и прическами занимался? – Удивился молодой человек, — надо же…
Сверчков остановился, разминая сигарету.
— Да как ты смеешь! – посинела лицом старуха, — Сталин все видел! Порядок был, не то что сейчас! У вас только дурь на уме. Неучи! Читать, так нет вас. Только гулянки!
— Кавалера я читал, чё. Мутная тема. Надеюсь, ее не сам Сталин писал? Ну, и Му-му, кажись. Там же укатайка про мясо на веревочке была?
Синюшность на лице старухи пошла красными пятнами.
— Да ты… Ты «Берегись Автомобиля» видел? Вот. Там… Там Шекспир был. Быть или не. А, да что ты можешь знать о Шекспире-то, тьфу!
— А почем он нынче? — Явно заинтересовался патлатый. – Я еще такого не…
Старушка махнула рукой.
— Ну, бабуль, — примирительно вздохнул волосатик, — трешку же, а? Я до завтра еще и апрельские тезисы прочту. Ну как, договорились?
Бабуля вытащила из кошелька трешку и вручив ее внуку, молча ушла. Тот принюхался:
— Вот уж правда: греется у камина и портит воздух. Вот такая вот селя вя, однако.
С ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ О КОНЧИНЕ ВЫСОКОЧТИМОГО ГРАЖДАНИНА ГУБЕРНСКОГО ГОРОДА Т.
На стене в холле, на доске объявлений портрет в траурной рамке. Сурикатов, прочел Сверчков. Однофамилец, что ли? Утонул на озере. Зима же? Как он… А, рыбалка. 56 лет. Поежился. Зябко.
СТАРОСТА ДНЕВНОЙ СМЕНЫ
— У меня с двух ночи время. Три часа институт оплатил. Может у тебя найдется часок днем, а? Мне бы только диск поставить. Я в уголке, я не помешаю. А ты ночью в наше время сможешь подойти, а?
Дежурный системщик ДСП приоткрыл глаз. Левый, взамен правого. Пухлые от рождения щеки безвольно обвисали.
— Со вчера здесь? – Сверчков оценил ДСПовскую щетину. – У института не допросишься – статья расходов исчерпана.
— Третий день, — буркнул тот, — Андрюха в отпуск уходит. Или… на курсы? Черт, надо будет спросить. О! А ты не пустой. Что у тебя там?
Сверчков вытащил из кармана бутылку. ДСП засуетился, расчищая на столе место.
— У нас через час тех обслуживание будет, все на похороны свалили, так что сможешь свой диск поставить. Наливай.
И принялся ожесточенно кромсать тупым ножом все еще не окостеневший колбасный сыр, купленный, кажется совсем еще вчера. Хлеба, впрочем, не осталось.
И БЫЛ ПРАЗДНИК ПАСХИ
— Не, ну это и правда он… Ну, куда ты меня тащишь!
Дверь распахнулась. Влетела Любка, начальник смены, втаскивая следом отбивающуюся девицу в отглаженном халате – новенькая, видать:
— Вот он. Живой. С чего ты взяла что он умер?
— Да, с чего? — пробормотал Андрюха, ощупывая себя на всякий случай: вдруг он чего-то не заметил.
— Там внизу написано, — заявила девица. – И фотография.
— Какая фотография, ты что родная, с коня упала? Ты посмотри на Андрюху-то! Тому мужику на фото лет сто, а Андрюха еще совсем как огурчик.
— Внизу в холе, — уже вяло отбрыкивалась девица. – Там все написано.
— Я Евтхвв, — Просипел Андрюха, нащупывая на столе очки, — а там кто-то на Кы, кажется. – У Андрюхи открылись было оба глаза. Но один тут же захлопнулся снова. – Зеленый и в пупырышках. Весь.
Дверь снова распахнулась. Влетел Гамзанов из диспетчерской:
— Все-таки жив, что ли? А я тут, типа… Чисто на всякий случай…
— Пора, кажется, снова в подвальчик идти, — пробормотал Андрюха, пытаясь приподняться, — нужно обмыть мое чудесное воскрешение из мертвых. – Деньги есть?
— Вот, собрал, — не стал отпираться Гамзанов.
ЕГО РОДНОЕ НАРЕЧИЕ
— Ты речь Арафата в телевизоре видел? То-то же. Ужас, как жалко бедных ливанских детишек. Ты представляешь, израильтяне начиняют детские игрушки взрывчаткой и разбрасывают их с самолетов. Это же кем надо быть? — Остапенко затянулся сигаретой и выпустил струйку дыма, едва видную в полутьме лестничного пролета пожарной лестницы.
— Неужели…
— У Сверчкова спроси. – Остап скривился, — я лично нисколько не удивлен.
Смешок.
Остап швыряет сигарету мимо урны и выходит в коридор.
— А это правда, что Сверчков ему морду набил?
— Старая история. Было дело. Он у Сверчка в общаге кантовался, ему-то не дали, вот он и.
УГАДАЙТЕ ПОБЕДИТЕЛЯ
— Ты ставишь на ход Томи? — ДСП потряс банкой из-под печенья.
— Что? – Оторвался от бумаг и мыслей Сверчков, — Черт, конечно! Как я забыл?
Он бросил в банку рубль и подошел к окну, — Какой у вас все-таки вид… Обалдеть!
— Второе самое высокое здание в городе, — фыркнул ДСП.
— Томь как на картинке, до самого почтового видать. Почти. А первое — на Кирова?
— Тсс, — сошлют! — хохотнул ДСП, — наливай. Вчера только были, образцы шрифтов со всех принтеров снимали. Не иначе кому-то антисоветскую деятельность шьют. Говорят, каких-то историков повязали.
— Не боишься? На двадцатое апреля.
— Время, или не рискнешь? Время — один к десяти.
— День вполне знаменательный. День рождения Андрюхи. Ну, не всем же везет. – Он подмигнул хохочущему ДСП.
— Чего? У меня только Высоцкого сборник и Джоконда. Я им пару экземпляров отдал. Была еще Улитка, не отдал, как не просили – у самого один экземпляр остался. А с бумагой совсем дело швах: одна рулонка.
УСТРИЦА С ПИВОМ
Начальник смены электронщиков подошел к окну с мензуркой разбавленного спирта и уткнулся в него носом.
— Кто-нибудь пробовал устриц? – Спросил он, не оборачиваясь и скривившись выпил.
— Как же, вчера. – Отозвался ленточник Андрюшкин, — с пивом классно пошло.
Его плутовское лицо скорчилось от невыносимого удовольствия. Но никто не отреагировал, и он вздохнул:
— Через пять минут техобслуживание в большом зале.
— Не проси, — бросил, не оборачиваясь начальник смены, — ты весь свой спирт выжрал, как хочешь так и выкручивайся.
— Придется методом тонкой пленки.
— Твоим магнитофонам не привыкать, — отозвался дисководчик Серега.
— А ты не завидуй, иди свой изопропил нацеживай. Выходим.
Начальник смены пошел к выходу в сопровождении едва слышных визгов тормозных колодок трамваев. Его смена потянулась следом. Возле лифта стоял Сверчков, но места в подошедшем лифте ему не нашлось, пришлось идти по лестнице. Три пролета вверх.
ВЫ ЭТО МОЖЕТЕ!
Борщ, да. Не существует рецепта настоящего борща. Как не существует и самого настоящего борща, смирись. Так же, как и не существует настоящего, единственно правильного плова. А уж сколько баталий на форумах было… Или там, тушеного мяса. Есть лишь направление. Двигаясь в котором, ты сварганишь ёдово, которое сможешь продать окружающим, как борщ. Ну как, поехали? Начнем с бульона. Да пофиг, если честно, с какого. Бульон должен быть а) мясным, б) наваристым. Чем наваристей, тем лучше. Забудь про ЗОЖ, родной. ЗОЖ для слабаков. Бульон-то ты умеешь варить, нет? Так. Судя по всему, сегодня мы варим бульон. Мясо в кастрюлю, воды чуть сверху. На плиту. Все, идем пить чай. Ну, или чего еще, только не увлекайся – нам скоро обратно к плите. Пусть закипит. Закипело? Дай пару минут побулькать. Запах, а? Круто! Выливай. Что значит куда? В раковину. Ну, или в унитаз. Чего смотришь, промывай мясо, мясо-то, я надеюсь, ты в унитаз не отправил? Отмывай. И кастрюлю хорошенько. Теперь наливай чистой воды, но уже столько, сколько тебе нужно. Зато никаких нифилей в воде плавать не будет, да и шума никакого снимать не придется. Сплошной профит. Нет, никакие ништяки из мяса еще не выварились. Только всякое говно. Теперь добавляем французский букетик. Ясно. Плевать нам на лягушатников, они еще и улиток едят. Чего с них взять. Берем корешки и как есть, фигачим их в кастрюлю. Думаю, обломок стебля сельдерея, морковку, луковицу – прямо в кожуре, да. Петрушки корень. Теперь посоли, но без фанатизма, родной! А также пару листочков лаврушки… Ну и хватит, пожалуй. Хотя все зависит от твоих вкусов и предпочтений. Вали, если хочешь. Не закрывай крышку-то, балбес, бульон мутным будет. Довел до кипения — убавь огонь до минимума и пусть до полной готовности мяса побулькает. Час-полтора. А может и все два, если корова страдала долголетием. Смотри чаем только не обпейся за это время.
Готово? А теперь остуди и в холодильник до завтра. Правда же, запах обалденный?
Nektototam's Blog 