Nektototam's Blog

     Песок  тонкой струйкой высыпается из руки Ветра. Сжал кулак покрепче —   струйка почти иссякла.  Ветер пытается  угадать по какому склону покатится песчинка, отскочив от верхушки песчаного холма. Песчинки, как назло, ведут себя независимо, мало считаясь с его мнением.

    Ветер, отшвырнув смятый в руке песок,  взбегает на  гребень выросшего под его ногами небольшого  бархана и с хохотом катится по его еще теплому от вечернего солнца склону, кувыркаясь и вздымая песчаные смерчи.

    Впрочем, смерчи получаются совсем нестрашными. Проковыляв немного за Ветром  шумно отдуваясь и  жалуясь окружающим на судьбу, они быстро выдыхаются и опадают едва приметными складками на щеках о скорбной морды бархана, отчего он выглядит еще печальнее, чем на самом деле…

    Ветер взбирается на следующий бархан и осматривается по сторонам. До самого горизонта нет ничего кроме песка. За горизонтом, собственно, тоже — Ветер несколько раз бегал туда из чистого любопытства, но побродив, неизменно возвращался обратно — тут было весело, тут были его барханы. Он пасет их сколько  помнит себя  и они давно уже стали его семьей. Когда  легкомысленный Ветер убегает в поисках приключений,  барханы оставшись одни ведут неспешные беседы. Они вспоминают  полузабытые уже дни своего былого величия, когда  молодыми, могучими утесами гордо противостояли не только таким, как их нынешней пастуху — смешливый молодой и, по детски жестокий, пастырь, но и его,  давно сгинувшим предшественникам, буйствовавшим когда-то тут.

   — Никто кроме нас, —  Говорит старый бархан с полуобвалившимся левым склоном, —  никто кроме нас не мог…  —  и замолкает утомленный  тирадой, глядя внутрь себе в поисках глубин, которыми так славен был когда-то.

 — Да,  — вздыхает седой бархан слева, подворовывающий втихую песок у соседа пока тот не видит, — И не говори, никто…, —  помолчав, прочувственно добавляет,  —  Мы были самыми лучшими! Мы! Таких больше нет…,  —  и косится на молодого непоседу в соседнем ряду —  не видит ли выскочка его мелкие шалости.

     Ветер возвращался и все шло по старому: барханы неторопливо кочевали к горизонту, погруженные в  свои глобальные проблемы: как не растерять весь песок, да не пополнить ненароком его запасы надоедливому соседу, который вечно жалуется  пастырю-Ветру  обвиняя всех вокруг в воровстве и подозревая в  интригах, впрочем, совсем не беспочвенно.

   Ветер на жалобы барханов особого внимания не обращал: его цель —  довести стадо до места назначения, и не важно было, кто из них дойдет как есть, а кто и уйдет в небытие, отдав свой песок другим. Собственно и место назначения было ему не ведомо, просто он знал, что  доведет. Когда придет время.

     Дверь стояла на каменной площадке, на которую, почему-то, поленился взгромоздится очередной  бархан после того, как её покинул Бархан-Старик, казалось уже  навечно приросший к  этому месту.

     Ветер обошел по кругу дверь и задумался. Дверь была полуоткрыта, но никуда не вела. Никаких стен. Никаких тайн. Скука.

  Заглянув в приоткрытую дверь Ветер  увидел мерно сотрясающуюся от солидного храпа массивную заднюю часть старого бархана. Обогнув дверь с другой стороны Ветер задумчиво швырнул пригоршню песка в дверной проем и внимательно изучив узоры нарисованные рассыпавшимся по твердой поверхности песком,  вздохнул, —   увы — ничего необычного.

     Дверь, слегка скрипнув, притворилась и Ветер с удивлением оглянулся,

    — Кто это сделал? —  Спросил он, стряхивая песчинки прилипшие к ладошкам.

     — Дверь, —  Проворчал сиплый голос, —  кто же еще.

    —  А зачем ты закрыл  Дверь? —  поинтересовался Ветер немного погодя и хорошенько обдумав услышанное.

  — Я и не закрывал, сказано же — дверь, —  буркнул голос.

     Ветер вылепил из песка копию двери и, сравнив с говорящим оригиналом и  вздохнув,  рассыпал свое творение.

   —  А почему  ты отвечаешь? —  Полюбопытствовал Ветер, усаживаясь на маленький барханчик, подбежавший по его знаку, —  И кто это — ты?

— Я — Никто. —  Лениво отозвался голос, —  По крайней мере, так  дверь говорит. А отвечаю я потому, что сама она, видите-ли, разговаривать не желает.

   — Ветер. —  представился Ветер.

   — Бог. —  Со смешком отозвался голос. — Притолоки.

   —   Ты же сказал — Никто, — удивился Ветер.

    — Для неё  — Никто, —  пояснил Ветер, —  А для всех остальных — Бог!  Пусть и не первого разбора, но все таки Бог, со всеми вытекающими.

      Ветер соорудил родник и задумчиво смотрел,  как из него вытекает разбитной бродяга ручеек, несущийся сломя голову  вниз по склону, между лужайками прямо к подножью холма, где встречается с другим, таким же как он сорванцом и вот они уже бегут наперегонки…

Ветер решительным движением руки смел созданное им — мало ли до чего дотечется ручей, тем более, такой резвый. И принялся рисовать песком двух рыб.

     Рыбы  недоуменно пялились друг на друга, а Ветер смотрел на них, думая о ящерице в кожаных штанах.

  —  А ты постучи, — прервал затянувшуюся паузу Бог.

   — Куда?  —  оторвался от созерцания Ветер

   —  Так в дверь, —  Удивился Бог. —  Увидишь много интересного. Я уверен.

   — Ветер с сомнением покачал головой, —  Ты там один?

   — Какое там,  —  вздохнул Бог,  — есть тут еще несколько. Калибром, конечно, поменьше меня, но всё одно — Боги. Левого и правого косяка. Ну, и Бог порога, конечно. Правда, он давно уже молчит, может  и делся куда, хотя, куда можно деться — ума не приложу если сам порог тут.

    —  А дверь?

     — А что — дверь?  Ее дело открываться. Ну, и закрываться, само собой. Главное, делать все это вовремя.

    Ветер обошел дверь и осторожно бросил в нее одну из нарисованных рыб. Рыба громко шлепнулась плашмя о дверь и свалилась в обморок возле порога, картинно раскинув плавники. Смущенный Ветер принялся обмахивать ее бумажным веером, но рыба упорно не желал приходить в себя, как бы не замечая его усилий.

Пожав плечами Ветер зашел с другой стороны и, примерившись, швырнул в дверь ящерицу  в кожаных штанах, которую думал уже давно. Оставшаяся в себе рыба выкрикнула — Попал!

     И зааплодировала передними плавниками стоя на хвосте.

   — Ура-а!

 Польщенный Ветер раскланялся и спросил,

   —   Ну, как?

   — Так попал, —  Согласился Бог притолоки, —  не спорю. В обоих случая — молодец! Но, что ты ожидаешь? Приз? Что после того, как ты шмякнул рыбиной о дверь она перед тобой радостно распахнется, заходи мол, дорогой и будет тебе счастье? Тебе что было сказано сделать, а?  Правильно, постучаться. А ты?

—  А ящерица? — проговорил Ветер задумчиво, —  Ящерица должна была  помочь — она всегда помогает. И потом, что я там такого увижу,  кроме того, что у меня и так есть?

   — Другое.  — Уверенно сказал Бог,  —  это же тебе не просто так дверь.

    Ветер нарисовал песком Другое. Рыба забилась в ужасе под Старый бархан и оттуда принялась сканировать  враждебный мир третьим глазом, передавая на всех диапазонах сигналы бедствия. К несчастью, из-за дурацкой ошибки в шифровальных книгах, никто так и не смог разобраться  ее послание и помощь так и не была выслана.

  — Такое? —  осведомился Ветер.

— Ну… и такое может случится, не исключено, но чаще другое.  Другое — прекрасно!

   — Прекрасно? —  засомневался Ветер, —  Или ужасно?

    — А какая разница? —  удивился Бог, —  что же может быть прекраснее неизведанного?

   Ветер пожал плечами, —  Изведанное.  Вот тут, например. — Он обвел руками бесконечные барханы.

     — От твоего песка один скрип в навесах и никакого развлечения, —  сказал Бог, —  а вот, к примеру…

     Ветер подождал немного, но Бог молчал погруженный в раздумья. Ветер вздохнул.

   —  Послушай, Бог… ( “притолоки,”—   подсказал Бог) Да-да, я помню —   притолоки, а почему ты сам, не отправишься  туда, где по твоим словам так хорошо, а торчишь в старой… (“притолоке” снова подсказал Бог с плохо скрываемым раздражением), да, притолоке?

    —  Я —  Бог,  — гордо ответил  тот, —  я сам могу выбирать, где мне быть и мне доступны все знания, для меня невиданное —  абсурд, а значит мне все равно где быть.

   —  Скучно быть  Богом,  мне кажется, —  задумчиво сказал Ветер, —  Я не знаю, что там за дверью, и мне это не интересно. У меня тут забот столько, сколько песчинок  вокруг и о каждой я должен позаботится.

  — А у меня  штаны, —  Заявила ящерица, —  вот!

   Все уставились на нее.

    —  Я могу вместо тебя постучаться в дверь, если хочешь, —  сказала ящерица, —  и нечего  было мною раскидываться. — И отхлебнула из квадратной бутылки. 

      Ящерица подошла к двери и осторожно постучала хвостом. Тук-тук-тук. Потом, осмелев немного, постучала сильнее, но дверь не отреагировала и ящерица стала колотить в дверь кулаком.  Рыба следившая из под бархана просигналила своей подруге —  Скорее! И та, немедленно очнувшись, юркнула, выпучив глаза, в  товаркин схорон.

     Дверь упрямо не желал открываться. Ящерица, забежав с другой стороны, принялась колотить в  неё с утроенной силой. Дверь, вздохнув, приотворилась и ящерица замерла у порога.

    — Кто там? — крикнул Ветер из кухни, и не услышав ответа вышел в прихожую с  кухонным полотенцем украшенным  красным петухом, подозрительно косившимся  на гостью, в одной руке и тарелкой в другой.

     —  Это я, —  отозвалась стоящая в дверях ящерица, —  я… пришла.

   — Проходи, — сказал Ветер радушно . —  Ты как раз вовремя —  самовар только что закипел. А, что это у тебя, неужели  яблочный? —  Воскликнул Ветер увидев, что Ящерица держит в руках корзинку, покрытую льняным полотенцем.

  — Как ты мог подумать, —  деланно возмутилась она,  —  я сама его пекла!

   — Ура! —  закричал Ветер,  —  чашки тоже вот-вот должны придти. Тебе с малиной, с медом или пряниками?

   — Мне с чаем, —  потупилась Ящерица. — и… с разговорами. Можно?

    Самовар давно опустел. Чай, намотав чалму, отправился  медитировать в горы, а чашки удалились по своим, одним им понятным  делам. Умаявшийся  за вечер пирог сладко спал свернувшись клубочком в плетеной корзинке, лишь  изредка тихонечко повизгивая во сне.

      Ящерице никак не хотелось уходить, а Ветру её отпускать.

   Ветер подвинулся на бархане освобождая место ящерице.

   —  Давай  вместе смотреть, как солнце садится?  —  сказал он, зачерпнув пригоршню песка и глядя как тот свободно высыпается сквозь пальцы.  —  Я очень люблю это зрелище, а ты?

    — Мне, как-то, больше восход, —  отозвалась ящерица, доставая из кармана фляжку —  когда солнце вот-вот взойдет…  Но, это тоже ничего так себе зрелище.  И сделав добрый глоток  уселась рядом с Ветром.

     Рыбы, до того тихо сидевшие под барханом,  возмутились, что их не пригласили, но их мнение, как всегда, никого особенно не интересовало и они надувшись принялись увлеченно сплетничать по своему обыкновению, перемывая до блеска косточки окружающим, пока те не видят,  а уж это занятие им никогда не могло наскучить. Удравший под шумок с полотенца красный  петух бродил возле двери, склевывая крошки разбросанные повсюду непоседой пирогом.

  — Я же говорил,  — проскрипел голос Бога с последними лучами света —  дверь откроется —  увидишь чудо.

  — Зеленый луч! —  Воскликнул Ветер, —  вон там, он прошел между двумя барханами и попал точно в дверной проем! —  и нарисовал пальцем стрелочку.

    — Где, где зеленый луч? —  Пробормотала ящерица, заплетающимся слегка языком, —  я что,  снова все пропустила? А —  пусть! — махнула она рукой, —  Зато Пирог  —  вон как счастлив. Без всякого луча. —   И поправила полотенце сползшее с вертящегося во сне пирога.  — Зачем нам зеленый луч?

  — Психи, — уверенно сказала Форель.

  — Несомненно, — Подтвердила Макрель,  —  особенно Пирог. Ты видела, как он носился? Фи! Чистый псих.  Как хорошо, что хоть кто-то остался в своем уме.

    — Как ты? —  осведомилась Форель, облетая  область турбулентности, —  а то я, кажется,  в чужом.

      Макрель выполнила противорадарный маневр и в задумчивости ответила,

      — Вроде, в фантомовском, но не уверена — какой модели. Да, какая разница, главное — скоро рассвет!

   Ложечка звякает в стакане и занавеска, не прикрепленная снизу сдвигается. В маленькую щелку между занавеской и рыжей рамой, за окном, которое не возможно открыть, виден ярко освещенный  кусочек медленно уплывающего пустого перрона.

     Еще секунда и я увижу ее улыбку. Она обязательно помашет рукой и что-то крикнет вслед, но я, завороженный ее зелеными глазами, не успею прочесть по губам ее послание и долго буду придумывать за нее слова.  Хотя, скорее всего, она  кричит о, якобы, забытом мною ключе от несуществующей двери, весящем уже целую вечность на гвоздике в прихожей. Или вопреки всему  желает счастливого пути или…

    В просвете мелькает фонарный столб равнодушно освещающий кирпичную будку с нарисованной на ней цветным мелком ящерицей и по прежнему пустой перрон исчезает позади.

    Так и не открытая книга с гербом Парижа на обложке летит на верхнюю полку. Я сижу в темноте слушая сонное сопение попутчиков и считаю выпрыгивающие из ночной тьмы призраки фонарей в  ожидании несущего забвение рассвета.

    Ветер смотрит на летящих в сторону  заката рыб, ловя отблески едва зашедшего солнца на их чешуе,  пока те окончательно не скрываются из виду. Повинуясь взмаху  руки дверь бесшумно осыпается невысокой кучкой песка.  Старый  бархан хмыкнув, —  Зеленый луч говоришь? Ну-ну… , —  возвращается на прежнее место и затихает, едва слышно похрапывая.

    Ветер  пересчитывает утонувшие в ночной тишине барханы и поглядывает на красного петуха застывшего  на верхушке Старого друга в ожидании своего часа.

    До рассвета, как всегда — вечность. И что-то около того.