Nektototam's Blog

За час до заката прибыли. Ну, может за полтора, я точно не знаю.

-И? — Спросили мы.

-Да там ночью еще красивше, чем днем!  — Не моргнув глазом ответили нам.  — Родос, ну, те места, которые стоит посмотреть, он  весь подсвечивается.

С тем мы и рванули на берег, чтобы успеть посмотреть хоть что-нибудь пока солнце окончательно не село. А то, иди знай, подсвечивают эти греки свои развалины  или они, таки, уже поняли, что из ихнего кризиса единственный выход — начинать экономить.

Впрочем, за греков мы, как раз,  были спокойны, они всю свою историю экономить и не думали, с чего бы им вдруг начинать теперь к нашему приезду,  но все же. В общем, рванули мы прямо к крепостной стене лихорадочно фотографирую все вокруг.

Наш теплоход какой-то парнишка привязал веревочками рядом с прогулочным теплоходом, палуб на пятнадцать.  Отель, как есть отель:  комнаты с балконами, что там внутри я и думать не хочу. Но мы не завидовали, нет,  мы просто пересчитывали этажи(тут и правда, уместнее этаж, чем палуба) придерживая фуражки, чтобы не свалились.

Дежавю, — сказал я себе, — вот такое вот  дежавю… — я же точно так пялился на Советский   союз, в смысле, на теплоход, на, просто так, Советский союз тогда пялиться было глупо, уж хотя бы потому, что мы в нем тогда и жили, сорок лет тому назад. Теплоход «Хабаровск» на котором мы круизились «по морям и землям Дальнего востока»  был огромным и я его облазил от и до.  Даже в машинном отделении побывал, правда на экскурсии, и в капитанской рубке, и очень гордился, что мы плывем на таком шикарном и огромном теплоходе. В каютах были кондиционеры — я впервые в жизни увидел их тогда. Эйфория продолжалось ровно до того момента, как в порту Петропавловска-камчатского «Хабаровск» бросил якорь в позорной близости к тому самому  «Советскому союзу». Панамка с моей головы слетела  за борт  и отправилась в автономное плавание. А я стоял столбом, пытаясь понять, как же такая махины, на фоне которой наш теплоход выглядел утлым баркасом, вообще может плавать?  И тот, будто услышав, снялся с якоря и неожиданно быстро ушел, подняв волну, на которой «Хабаровск» качнулся и замер пристыженный своим ничтожеством.

Родос и правда был подсвечен и, да, правда, очень красив. Жизнь на острове так и бурлила, правда только на туристских тропах. На очередном  повороте я бодро ответил, —  конечно же я знаю, куда мы идем — нам сейчас направо!

И уверенно потопал в какой-то проулок.   За  десять минут я сто тридцать три раза ответил, «Да, я уверен!» Но на сто тридцать четвертый сломался и сказал, «кажется…» Мы решили вернуться к свету.  За пределами туристических троп, размеченных сувенирными лавками и ресторанами с «традиционной греческой кухней»  жизни не было.  Ну, то есть, совсем. Дома выглядели пустыми, а некоторые  стояли  с заколоченными ставнями. Освещение отсутствовало как класс. Одна-две тусклые лампочки торчащие на стенах непонятно для какой цели на каждые метров сто улицы и это все. Полное ощущение покинутого города. Ни одной живой души, ни одного звука. Не город — склеп. Вернувшись на торную тропу я понял, что все островитяне тут. Мы и они. Они и мы. И даже не хочется думать, куда деваются они, когда уходим мы.

В темноте фотографировать без штатива — затея архиглупая, но я каждый раз щелкаю в безумной надежде — а вдруг, на этот раз… Городские стены ярко освещены.  Делаю шаг назад.  Еще один.  И… Шит! О, Шит! ругаюсь я.  И не потому, что что-то забыл, а наоборот — приобрел. Сука, —  раздраженно говорю я пытаясь, очистить подошву о бордюр. Осел, — хихикает жена, — слишком уж солидная куча для собаки. Да, признаю я, — Осел. Пожалуй, что  — в обоих случаях. Ладно, будем считать, что к деньгам. К большим деньгам, —  поправляюсь, оценив еще раз потревоженную моим ботинком кучу.