Всё дело в том, что обычно трактору Чих-Пых не снилось ничего. Стоял он себе на заднем дворе, уставившись единственной уцелевшей фарой с потрескавшимся стеклом на забор, выкрашенный когда-то зелёной краской, о чём сейчас можно было догадаться, если, конечно, у кого-то вдруг приключится такой вот странный интерес, по едва заметным зелёным следам, проглядывавшим в трещинах старого дерева.
Развлечений у Чих-Пыха было немного. Иногда он вспоминал прошлое. Но чаще всего он пересчитывал годовые кольца, едва видневшиеся на срезе продолговатого сучка, торчавшего в заборной доске, прямо у него перед фарой. Единственно о чём он не думал, так это о будущем. А чего о нём, действительно, думать, если оно и так придёт. И этак. Ни у кого не спросясь…
Фару время от времени обмахивал грязной тряпкой ленивый неряха-дождь, изредка забредавший к ним во двор, и вежливый Чих-Пых, пробормотав «спасибо», принимался дотошно изучать видимый кусочек забор: не изменилось ли чего с прошлого раза?
Но давно уже ничего не менялось. Даже колец в сучке оставалось ровно столько же, сколько и раньше. «Ничего, — думал Чих-Пых, — скоро и у меня будет столько же колец. Придёт время, и на каждый поршень мне по три… — нет, по четыре! — кольца добавят. Вот пусть тогда со мной посмеет кто потягаться! Я даже полную бочку кваса утащить смогу! Да хоть и на край посёлка. Вот!» И, подозвав болтавшийся без дела по двору ветерок, лихо лязгнул жестяной крышкой на задорно торчавшей выхлопной трубе, вызвав тем самым недовольство гусеницы-трубкокура, прятавшейся от нескромных глаз под этой самой крышкой.
«Сволочи, — думала гусеница, стряхивая с головы хлопья ржавчины. — Подонки! Покурить спокойно не дадут. А на что, скажите мне, годна гусеница, не выкурившая хотя бы одну трубку, а? Я вас спрашиваю!»
И, набив трубку отборными ругательствами, затянулась свежим дымком грядущего скандала. Который, как правило, не заставлял себя ждать.
Вот и сейчас во дворе загремело, заухало, и Чих-Пых вздохнул: «Теперь, похоже, последние остатки заднего стекла высадят, как пить дать высадят. Эх…».
— Я бы попросил… — прошелестел Чих-Пых осенним листом. Аккумуляторы его давным-давно уже сели, но Чих-Пых приберегал на всякий случай несколько крох энергии, чтобы успеть сообщить, что он ещё в некотором роде жив. Если дело дойдёт до крайности. Разберут его на металлолом, а кому тогда, если что, квас летом возить? Пусть и не полную бочку — Чих-Пых не питал никаких иллюзий насчёт своих возможностей, но…
— Этот? — с сомнением сказал кто-то сзади на частоте, едва воспринимаемой Чих-Пыхом. Какой был ответ, Чих-Пых не уловил.
— Всё потому, что антенна у тебя не той системы, — уверила его гусеница. — А была бы той, был бы ты баком каким-нибудь. Огромным таким!
— Каким ещё баком? — изумился Чих-Пых. — Для варки белья, что ли? Ты бы меня ещё корытом назвала. Дальнего плавания. И это после всего, что я для тебя сделал…
— Подумаешь, — выпустила гусеница струйку в трещину трубы, — позволил в укромном месте пыхнуть пару раз, и туда-же: «столько сде-елал!»
Кто-то взял трактор за шкирку и повернул так, чтобы удобнее было рассмотреть. Как берут новорождённого щенка, выбирая годного из пищащего на все голоса помёта. Чих-Пых даже попытался спрятать хвост между задних лап, да вовремя опомнился: какие к чертям собачьим лапы? Откуда хвост?
Унькин оглядел трактор. «Хорошо хоть в зубы не заглянул», — отчего-то подумал Чих-Пых и растопырившись замер на всякий случай, сверкая на солнце осколками стекла. Унькин показал его ядерному грибу, высунувшемуся из банки. Гриб погромыхал молниями в своей глубине и спрятался обратно.
— Ладно, — сказал Унькин, — значит берём.
— Эй! — завопила гусеница. — А я?
— Что ты? — удивился Унькин. — У меня больше мест нет.
— А я… э… краном буду. Ну, это… подъёмным. На двенадцать тонн! Что, мало? Могу и больше, если меня кормить как следует! — и заискивающе улыбнулась, продемонстрировав мелкие прокуренные насквозь мысли.
— Зачем мне кран? У меня экскаватор есть, — отмахнулся от выгодного предложения Унькин. — Удойность — высший класс, а вот двор охранять некому.
Ты разве можешь двор охранять? Да и потом, наступишь на тебя невзначай — полмира ненароком развалится.
Глядя как приосанилась гусеница, заложив пальцы левой руки за борт френча и отставив правую с дымящейся от раздутого самомнения трубкой, он уточнил:
— В будущем. И не твоего, к сожалению. Так, что извини.
— А тебе, — мрачно сказал он трактору, видимо, предвидя неизбежные сюрпризы, — а тебе стоит поспать и набраться сил перед дорогой.
Унькин опустил трактор обратно на землю, а тот и впрямь взял да и заснул, как щенок, насосавшийся до отвалу мамкиного молока. Снился Чих-Пыху престранный сон. Правда, ему ещё никогда не приходилось видеть сны, а потому сам он, по наивности, и не заподозрил ничего необычного.
— Я покажу тебе самое важное в настоящей жизни, — сказала ему бабочка махаон. — Полетели!
— Эй! — воскликнул удивленный Чих-Пых. — А ты кто?
И, не дожидаясь ответа, добавил:
— Да и летать я как-то…
— Я кто? — взвилась бабочка. — То есть, кто я? Ага, значит, пока я была гусеницей, ты со мной знался, а как только я превратилась в бабочку…
— И-извини, — от удивления Чих-Пых начал заикаться, — а когда ты… Я хотел сказать, вот ведь только что ты ещё была гусеницей, и вот так вот враз…
— Что значит «враз»? — возмутилась бабочка. — Я давно уже тебя поджидаю. Уже даже хотела улететь, найти кого-то ещё. Но наконец-то и ты соизволил явиться. Полетели уже, время выходит!
— Так я же не…— замялся Трактор. — А ладно, была не была!
И разогнавшись под горку, с лёгким урчанием взмыл над лугом.
— Уррра! — вопил Чих-Пых. — Урааа! Я лечу-у-у!
— Ты силы-то береги, — расхохоталась бабочка, — а то в самый ответственный момент оконфузишься ещё.
— А куда я лечу, собственно? — озадачился вдруг Чих-Пых. — И что это за ответственный момент такой? Знаешь, я дальше, пожалуй, лететь не буду.
И, спланировав, покатился по лужайке, гася скорость выпущенным тормозным парашютом.
— Ах! — вздохнула слегка запыхавшаяся бабочка, садясь на капот Чих-Пыха. — Вот вечно так: стоит познакомится с кем-то для развития отношений, как избранничек тут же схлюздит!
И она даже топнула в сердцах так, что у Чих-Пыха внутри что-то оборвалось, и он сказал, глядя на растекающуюся по капоту горькую лужицу:
— Ты… это… только не плачь, ладно? И я… это… я не оконфузюсь! — выпалил он неожиданно для себя и пробормотал едва слышно. — Вот увидишь. А то ещё ты нас затопишь, а я всё-таки не подводная лодка, я воды боюсь.
Бабочка улыбнулась ему сквозь слёзы и сказала почему-то:
— Какой же ты, всё-таки… — и, вытерев глаза, посмотрела так, что Чих-Пых тут же позабыл, о чём собирался спросить.
А спросить хотел о том, что, собственно, она имела ввиду, говоря «какой ты». Он улыбнулся ей в ответ наиглупейшей улыбкой. Не столь ослепительной, как у неё, конечно, в связи с некомплектом фар, но душа его сама собой распахнулась. Да так, что в ней вдруг не осталось никаких секретов. И бабочка на полном серьёзе сказала: «Да, я тебе верю».
* * *
Оператор погрузчика подвёл огромный магнит с кучей железного хлама к приёмному бункеру мартеновской печи и неожиданно увидел, как из ржавой тракторной трубы, упавшей в ванну последней, выпорхнула бабочка. Оператор зажмурился и тряхнул головой.
«Не-ет, к чёрту всё, пора в отпуск! — подумал он, не открывая глаз. — Зима, какие ещё к бесу бабочки?!»
Открыв глаза и не найдя нигде вокруг только что виденного — он мог в этом поклясться — огромного махаона, оператор безотчётно вздохнул. Мираж исчез, а с ним и дурацкая идея отпуска зимой.
* * *
— Эй, — сказал Чих-Пых, подпрыгивая от нетерпения. — А куда мы идём, а?
— Да уже пришли, — сказал Унькин. — Вот наш дом. Там, возле забора, твоя будка. В кадушке у крыльца паровой молот. Он спит. Ты смотри, его попусту не тревожь, он старенький у нас. С ядерным грибом ты знаком. Ну, вот и… А нет, чуть не забыл, в стайке у нас дойный экскаватор живёт. Вот теперь точно всё.
И прибавил, улыбнувшись:
— Ну, что же, а теперь давай знакомиться по-настоящему. — Я — Унькин. А ты?
— Я — т… т… — на Чих-Пыха вновь напало заикание.
— А, — сказал Унькин, — я понял: ты — Тэшка. Дворовый Тэшка!
И потрепал его по загривку.
Тэшка смотрел на третью луну, заслонившую вторую почти полностью, и видел бабочку, сложившую крылышки и насмешливо глядящую на него — что, думал так просто сбежишь от меня?
;0)
Добавить комментарий