Таракан Казе Халерос по улице с оркестром шел. И пел. Местами. Кажется, плясал. И, даже, умудрялся думать на ходу, хотя, у них сие и вовсе не в ходу, что он такой Казе Халерос, что и другие все Казе ему в подметки не годятся, когда оркестр! И барабан с сопелкой-дудочкою. Бе!
Раздухарился наш Казе, ум-за ум набекрень он франтовато сдвинул, перо павлиние поправив и шталместером назначив леву ногу за заслуги перед лично и грядущие в уме скося за прошлые грешки, урезал мерзкий марш! Марш тот визжал и хрюкал . Даже лил слезу. Но горожане подлые зонты раскрыли равнодушно и Марш затих печеным яблоком во рту похрумкав для блезиру. Шер, пробормотав, сквозь вкусное пюре и буркнул, отчего-то, хрустя поерзав корочкою, буррррр.
А наш Казе того не замечая, рулил по тихим заводям каналов(он в Питере бывал, о да! И в, как ее там? Там тоже много всяческой воды и площадь, но по-плоше, засиженная в голубях) не замечая, что в них забыли мерзкие сквалыги из марсводоконала воды налить, едрена мать!
А с берегов ему махали, кричали громкое «Виват!» и в воздух чепчики бросали. Тон каждый шесть. А может и все пять. Мне так уж и не сосчитать. Их, марсоходовы причуды, отсюда нам не разобрать.
Но наш Казе не замечает томление пламенных сердец , ведь он небрежно ищет бури*, как будто с нею есть приятней в кафе с названием «Жанна Д.» Хотя, зачем кафе? Ведь с нею можно песню прогорланить «Же ту, же эту…» Дуэтом. Или поджарить на костре. Коль таковой удастся отыскать. Такая жалость.
Привмечание:
Бури — кефаль на ебипетском наречии.
Добавить комментарий