— Чистонаплюевка. Деревня такая. Где стоит? Дурацкий вопрос, на речке Чистые Наплюны конечно! В речке той, с недавних времен, водится кит. Маленький такой. Речной. Зовут Кузя. Правда, не любит он это имя отчего-то. Уж как не допытывали, как же зовут на самом деле — не признается. Делает вид, что по нашенски не понимает. Так, что, Кузя и все тут.
Кот Стуг пододвинул блюдце с молоком сверчку Кулёме, отчаянно шмыргавшему носом,
— Вот, — Сказал Стуг важно, — От всех бед. Ручаюсь.
— Спасибо, — прошептал Кулёма, — но я… Я уже пробовал однажды, помнишь? Всю ночь до ветру бегал.
— Странно, — С облегчением сказал Стуг, — А мне… Мне вот, только польза сплошная. — И вытер лапой усы, отхлебнув из блюдца. — Свежее, но воля твоя.
— Давай лучше про кита поговорим, — прошептал Кулёма, поправляя теплый шарф, намотанный на горло, поверх ваты, марли и противно хрустящей коричневой бумаги.
— А чего о нем говорить? — Удивился Стуг, — Плавает себе. Я, вот, на прошлой неделе в Чистонаплюевке был. Ну, там по кое каким делам — тебе не интересно будет, разговаривал с ним.
— Как? — Осторожно, чтобы не обидеть, удивился Кулёма, — Он же по нашенски ни бум-бум. Сам сказал.
— Так это когда было? — Спохватился Стуг, — А сейчас чешет — не остановить. Правда, не все понятно. И не всегда. Он же… поет.
— Как, поет? — Обрадовался Кулёма, — Поехали туда немедленно! Я буду на скрипке играть, а он петь. Представляешь, как здорово будет!
— А пойдем лучше на крышу? — Засуетился Стуг, — Ты оттуда поиграешь, а Кит тебе подпоет? И ехать никуда не надо.
— А где она, та деревня? — Спросил Кулёма, подстраивая скрипку. — А то, боюсь, отсюда кит не услышит…
— Да там, — махнул лапой в сторону леса, убегающего за горизонт, Стуг, — Услышит, я тебе обещаю!
И привалившись к теплой, нагретой за день солнцем печной трубе приготовился слушать.
Муравей, спавший на гамаке-горизонте, приоткрыл один глаз и послушав немного Кулёмину песенку для кита, толкнул пяткой скучавшего в море кита Ямасутра — подпой, чего молчишь-то? И Ямасутра, прислушавшись, хмыкнул и откликнулся импровизацией на Кулёмину мелодию.
— Вот, слышишь? Поет! Кузя — поет! — Восторженно закричал Стуг, смахнув украдкой капельку пота со лба, — Я же говорил! Правда же — ничерта не понятно?
Кулёма лишь кивнул продолжая играть.
Муравей вздохнув повернулся на другой бок — надо будет и правда речку Чистые Наплюны проложить, раз там такой чудесный кит водится, подумал он сквозь сон, да еще и с таким непонятным именем.
Добавить комментарий