Nektototam's Blog

И пошел Тыкыдым Ахиллович овсянку искать. Не то, чтобы она особо пряталась, но положение, как говорят  французы, оближ. А овсянка — она такая, никаких лобызаний на дух не переносит, а тут даже и не лобызания — оближ!

— Фигушки, — ворчала Овсянка прячась поглубже в расщелину в скале собственного самообладания, — оближ,  ага — щас! Перебьетесь!

Тыкыдым же, Ахиллович был невозмутим — все-таки потомок древнего рода, не просто так. Уж  с чем, с чем, а уж с овсянкой он — одной левой! Осталось ее отыскать. Почесал Ахиллович везде сразу и его отпустило. Только в голове мысль запуталась. Он было удивился — мысль? У него? Но разобравшись и сверив предъявленные документы успокоился, — то была не его мысль, залетная…

Иногда, во  время сезонных  миграций, на север через северо-запад, такое случалось и прежде: мысль отбившись от стаи своих товарок попадала и ему в голову, вызывая неприятный  зуд и желание чего-нибудь совершить. Вот как сейчас — отыскать овсянку.

-Чего ее искать, — бубнил Тыкыдым,  размахивая привязанным на шпагат фонариком «шмель» со сломанной ручкой, — делать мне больше нечего — овсянку вашу искать,  у меня своя спряталась, не отыскать — вон, только задние ноги от нее торчат.

И размахнувшись, зашвырнул фонарик на дремавшее облако. Облако с перепугу… Ну, вы знаете сами, что делают перепуганные облака, поэтому я промолчу, дабы не конфузить досточтенное  облако такими мелочами.

-Мамочки! — вскричала овсянка из расщелины,- спасите! Я тут….

Она хотела сказать, что застряла, но ей было стыдно в этом признаться и она вовремя замолчала.

—  Кто  тут? — Спросил осторожно из под зонтика Тыкыдым, — и чьи это ноги?

Овсянка безмолвствовала.

— Красивые, — добавил Тыкыдым, и так как был очень честным, как и все из его рода, добавил, — кажется…

— Сам ты — кажется! — очнулась Овсянка и выползла наружу.

— Ты от кого  прячешься? — Подивился рассматривая осколки скалы Тыкыдым и протянул Овсянке зонтик.

— От французов, — проворчала Овсянка, — они меня облизать хотят.

— А давай, поедем в Париж, — очень оживился Тыкыдым, — и набьем им всем морды, а?

— А как же мы поймем, кто из них кто?

— А там разберемся, — махнул крылом Тыкыдым, — то же мне — биг дил!

И подхватив котелок с разомлевшей от пердвкушения вкушения овсянкой, взнуздал мохноносую  лошадку  и ринулся в Париж, прижимаясь к облакам.

По дороге из его головы на цыпочках  выбралась чужая мысль, да споткнувшись о надбровную  дугу шлепнулась на шляпу зайца Фертифлюка, стоявшего в  огороде опершись на лопату.

— Что это?  — Спросила одна из несчетных ворон.

— Англичанка гадит — бросил Фертифлюк и удивился такой странной мысли, пришедшей непонятно откуда.