Nektototam's Blog

У добра молодца Грустеца-Занудино, заболело в области мозжечка, что меж ушей скрывался от взгляда недоброго, хмурого.   Кроме мозжечка у его там еще кое что было.  Я сам видел в иллюминатор, на экскурсии, в пабе одном на выселках.  Но лучше об этом не говорить, чтобы вам завидно не было. Хотя… А, ладно, так и быть. Жила у его там еще рыба-лещ. Соленый, конечно, какой еще может быть лещ к пиву. Да, пиво там тоже было. Море. В море том суда ходили, паромы разные. И рыба-лещ, китом прикинувшаяся, конечно же. Суда ходили разные, а Обратно — одинаковые. Но, как есть грустные, однако. И вот,  как-то совершенно случайно,  Суда с Обратнами столкнулись лбами. В районе слепого тела. Остров такой. Необритаемый. На него уцелевшие высадились, из обломков кораблекрушения  кабак построили, с Рыбой-Лещ дружбу завели. Но рыба-то, не будь дурой, с ними не очень-то и якшалась — иди знай, что у них на уме. Поймали, осерчав,  они Рыбу-Леща, глаза у нее выковыряли, да сушиться повесели. Висит рыба, недоумевает: я же и так сухая, а глазов-то меня еще когда лишили, чтобы не подглядывала…  Да я и не собиралась! Крикнула Рыба-Лещ, но никто ей не поверил — разве можно верить вобле сухой, об  стол не лупленой, да на полоски не разодранной? Никак нельзя, а лупить дурную рыбу — себя не уважать. Так и висит она под сводом черепа, как колокола гулкого язык.  Уже минут так семь. Или  лет так пять — кому же это знать?  Покачнулся череп, сдвинулся, тектонические силы остров Необритаемый с места съехал. На  малость мелкую.  Посмотрела Рыба-Лещ сквозь  глазниц распахнутых стеклянну зелень мутную, на карту не бритую на столе развалившуюся. Карта козырная, главная.  Есть на ней моря и океаны бравые, бурями да ветрами наполненными славно! Тонут в том океане отважные путники, смело борясь с погодою скверною. Как чаинки чая спитого ко дну идут — любо дорого.  Маленький кораблик отважно за волны цепляется. Мачта трещит, но пока еще держится, парус  вот-вот разорвет на клочоченьки мелкие. Заволновалася Рыба, забилася,  гулко в череп ударилась телом упругим.  Гулом наполнились  своды высокие, брызнули  стекла витражные с зелень. Рыба, заметив, что буря затихла, воплем победным решила  отпразновать…  Но отворились чертоги высокие, на карту, сметая на пути своем, хлынули воды из глубины души добра молодца, Грустеца нашего, да Занудино… Карте конец, погребена под потоками лавы холодной, Везувия бледного, потом покрытого.   Все. Сказал он приятелям бравым, отпустите ироды,  у меня дома детки малые! Ну, а карту я вам новую справлю, без морей-океанов,  да без людишек препакостных.  На том и порешили его, болезного. За карту паршивую, старую и совершенно уже бесполезную.

Кораблик волною ужасною в космос заброшен, позабыт понапрасну. Ловит солнечный ветер парусом рваным. Курс на Вечность.   Ветер, все слабый еще, но он не торопится. Время у него есть еще.