— Подойди ближе. Ближе — еще нечего бояться.
— Я не боюсь, — отрезал Гость и едва заметно поежился.
— Правильно, — охотно согласился Хозяини махнул рукой. — Обратите внимание, перед вами стол.
— Странно, — съязвил Гость, — Я было подумал, что это кушетка.
— Это могло быть и кушеткой, — радостно подхватил Хозяин, но так, согласитесь — веселее.
Гость промолчал, презрительно, как ему казалось, подергивая губами. Но спохватившись, что Хозяин подумает, что у него губы трясутся от страха и он вот—вот расплачется, буркнул,
— Ну? — И смахнул украдкой непонятно как появившуюся слезинку.
— Условия такие, — Хозяин сделал вид, что не заметил слез, наслаждаясь их наличием. — Мы с вами отужинаем, — он обвел рукой богато сервированный стол.
— И… Это всё? — Удивился Гость.
— Да, всё. — Вздохнул Хозяин. — Блюда на ваш выбор. Все от лучших поваров. Вина… Вина каких стран вы предпочитаете в это время суток?
— Я даже и не знаю, — забормотал Гость, пытаясь вспомнить что-нибудь о винах, но почему-то в памяти всплывало лишь «Каберне за два двадцать»
Хозяин хлопнул в ладоши. Двери зала распахнулись и вбежали весело шумя поварята с блюдами полными яств.
— Присаживайтесь, — Гостеприимно отодвинул стул Хозяин.
Гость осторожно присел на краешек и салфетка бесшумно спланировала ему на колени.
— Ну, вот и славно! — Воскликнул хозяин, повязывая свою на шею, — угощайтесь, кто чем сможет.
И налил себе из высокого графина изумрудную наливку.
— Что же вы? — спросил он с укоризной.
— Да я.. не голоден… — Выдавил из себя гость, почти теряя сознание от умопомрачительных запахов, — Я может… Вина. — И спохватившись, — А кто тут есть еще кроме нас?
— Вы? — удивился Хозяин, — Я собственно и не вам предложил. Видите ли, вы можете, конечно, съесть что-нибудь, но здесь, собственно, для большей части блюд — еда, это вы. Приятного аппетита.
И пригубив янтарную жидкость, принялся наблюдать с легкой, отеческой улыбкой, как жареная индейка с фаршированной щукой рвут на части Гостя. Кулебяка тащит в угол левую ногу — любимое развлечение длинными зимними вечерами, а бурый питон — связка крестьянской колбасы, неохотно расплетается с шеи гостя, вдохнув его последний, полный отчаяния, выдох.
Дело сделано.
Стряхнув с белоснежной манишки россыпь красных капелек, с раздражением ставит на стол высокий фужер с рубиновым напитком.
— Ну, вот, хоть бы раз поесть не уделавшись!
С пустого стола на него с раздражением, в четыре глаза смотрит из чугунной сковороды все еще огрызающаяся яичница. Сухая корка черного хлеба на несвежей, в подозрительных пятнах, скатерти подобралась в готовности сбежать в любую секунду. Стакан кислого вина, чудом отыскавшегося в холодильнике, покрывается мелкой рябью в предчувствии неизбежного. Он вытирает листочком, ободранным с лысого настенного календаря, желтое пятно на пропотевшей майке. Безуспешно. Пытается еще раз. Черт! В стирку. Берет почерневшую от старости вилку и отхлебнув вина, скривившись идет на штурм угрюмо оскалившейся яичницы. Но, корка. Он совсем забыл о сухой корке. Запнувшись о нее, оскальзывается и начинает свой бесконечный полет вниз, в желтую, кипящую бездну отчаяния.
Добавить комментарий