Nektototam's Blog

— Садись. — Он оторвался от бумаг и хмыкнул, — Ах, да — извини, присаживайся, разумеется.

Человек за столом отложил перо и радостно улыбнулся. — Вот ты и добился желаемого! Молоде… Эй, эй! Погоди — ты всегда успеешь меня убить.

Протестующе протянуты руки. Ярив застыл с занесенной для броска каменной шахматной доской.

— Я должен тебе сказать несколько слов до того, как ты… ну, ты и сам знаешь, что будет дальше. Да сядь же. У меня нет никакого оружия. Вот, видишь — даже ручка у меня и та — гусиное перо. Много ли можно сделать гусиным пером? Я сейчас не о подушках и перинах. Тем более, что там и не перо, а пух… Эй! Я же сказал — погоди. Ради твоего же блага. — Человек за столом привстал и продемонстрировал пустые руки, — вот, видишь? Сядь, у нас есть о чем поговорить.

Человек сидевший за здоровенным столом выглядел совершенно обычно. Ну, лет тридцать назад, это было бы обычным, поправился Ярив. Буйная шевелюра невразумительного цвета — в полутьме зала было сложно понять, что там по-намешано: черный, седой, рыжий… Черный кожаный пиджак, когда-то — предмет зависти Ярива, водолазка с высоким воротом и черные, кажется — со своего места Ярив не мог разглядеть точно, джинсы — высший шик времен его юности. Вытянутое лицо украшала, довольно нелепая ярко рыжая бороденка. Глаза у незнакомца были странно неподвижны. Слепой, что ли? Мелькнула у Ярива мысль, но глядя, как человек реагирует на его присутствие, мысль эту отбросил. Не без сожаления: слепота противника могла бы дать ему преимущество.

Ярив осмотревшись по сторонам и оценив ситуацию осторожно присел на стул с высокой, резной спинкой, предварительно потыкав в него пальцем, дабы убедиться в том, что стул — это стул и ничего больше.

— По условиям задания, — Нудно забубнил Человек за столом, предварительно убедившись в том что Ярив его слушает, — достигший цели должен убить дракона в его логове и бла-бла-бла, короче говоря, ты должен стать драконом со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну там, хвост, крылья, огнедышание и всякие прочие радости драконьего быта. — Человек поморщился, — Все это конечно так, но есть маленькое «но» — дракон тут больше не живет. Собственно говоря, никто толком и не знает — жил ли когда….

— Как это — не живет? — Вырвалось само собой у Ярива. — А ты кто такой тогда? И где Дракон? — Ярив вскочил на ноги и снова замахнулся.

Человек поморщился и махнул рукой,

— Давай, круши, раз ты такой болван. Ну, и готовься к… Да и черт с тобой.

Ярив, помедлив секунду,снова опустил доску.

— Готовься — к чему? — Растерянно спросил он у Человека.

— К смерти, разумеется, — хмыкнул тот, — а ты на что рассчитывал? Ах, да — в твоей бумаге про это ни слова.

Человек пододвинул к себе чашку и налил в нее чай из разрисованного танцующими журавлями фарфорового чайника. — Будешь? Хоть я и не дракон, но у меня есть кое—какие привилегии, и я даже, могу признаться, таки, потакаю своим маленьким слабостям. Например — чай. Мне доставляют прямо из Китая. Отборные сорта. Нет?

— Нет, — сказал неожиданно сиплым голосом Ярив, ощущая ужасную сухость во рту — он не пил уже давно — обронил фляжку в последнем шкуродере.

— Настаивать не буду, — согласился Человек и, пригубив чай, скривился, — остыл… Так о чем мы там?

— Ты сказал, о… А откуда ты знаешь о бумаге?

Человек пожал плечами, и Ярив вдруг понял, отчего ему казалось странным выражение лица Человека за столом — его глаза. Они были нарисованы на веках закрытых глаз.

#

Бумага всегда висела на боковой стенке книжного шкафа, к которому вплотную стоял старый письменный стол.Бывший когда-то чистым лист полуватмана, с неровно оборванным краем внизу. Кто-то его оборвал, непонятно зачем. Письменным стол был, если честно, далеко не всегда. Разве что тогда, когда я вспоминал о невыполненной домашней работе. Но это случалось не часто. Чаще я, закинув портфель в угол, включал паяльник и принимался за сооружение очередного усилка, которого, впрочем ждала незавидная судьба всех его предшественников. О них я вспоминал, в основном, когда мне нужна была какая-нибудь деталь, не хватавшая для создания очередного уродца, мучимого несварением контактов и нелинейными искажениями действительности, с которыми я мужественно боролся, отыскивая паразитные связи и дефекты в изготовлении, которых, увы, было множество.

С учебой было немного лучше: математика и физика шли легко и быстро, химия тоже. Хотя и, после конфликта с училкой, химию я стал недолюбливать, перенося свой гнев за несправедливость по отношению ко мне на предмет. Но хуже всего было с сочинениями. Очередное задание я встречал с тяжелым вздохом: ну, вот, опять. У меня было ощущение, что классная, она же преподаватель словесности, задавала сочинения так часто исключительно, чтобы досадить нам всем и особенно мне. Уныло посмотрев на очередное полуработающее поделие, я вытаскивал из книжного шкафа книгу, которую мы сейчас проходили и читал на нее рецензию, благо в полных собраниях сочинений всегда был довольно подробный разбор основных произведений автора. И потом уж писал изложение прочитанного своими словами. Получалось плохо. Я вымучивал пол странички текста, стараясь обходится без запятых и ограничиваться тремя-четырьмя словами на предложение. Классная ставила мне пять за содержание и четверку за правописание, приговаривая, что ей нравится мой лаконичный стиль, но уж в следующий раз, она заглядывала мне в глаза, постарайся хотя бы страницу написать. Я горячо заверял ее, что в моих самых твердых намерениях написать в следующий раз не то чтобы страницу, а целых две! Или даже три… Если хватит времени. Классная только вздыхала, отводя взор и безнадежно кивала головой — да-да, конечно. Я всегда откладывал неинтересные дела на последний момент и времени, разумеется, никогда не хватало.

Лист бумаги я использовал по назначению. Записывал на нем маркировку незнакомых мне транзисторов, набрасывал схемы нужных мне узлов, пытаясь разобраться почему они не делают то, что мне нужно. Нет, у меня были справочники и журналы,но так мне было удобней. Там же я записывал адреса и послания сообщенные мне по телефону незнакомыми людьми:»Алё, это кто? А-а. Передай отцу…» Листа хватало на несколько месяцев, а потом я добывал новый и переносил на него важные данные с предшественника. И так повторялось и повторялось,пока я вдруг не обнаружил, что очередной лист изрисованный вдоль и поперек стал похожим на план подземелья. Особенно, если соединить некоторые точки линиями. Например ножку анода лампы с телефоном, продиктованным мне вчера очередным незнакомцем, а расписание автобусов до центра, куда я ездил на тренировки и занятия в шахматном клубе, с вон той загогулиной, непонятно откуда взявшейся на листе. Загогулина была похожа на глаз с египетской фрески. В нем можно было утонуть.

#

— Я к тому, что как только ты меня убьешь все те гаврики, что ты видел по дороге сюда оживут. Да и моя вешалка тоже. Кстати, как она тебе? — Человек за столом махнул рукой в сторону вешалки, стоявшей у дверей. Вешалкой служила статуя обнаженной женщины со вздыбленными волосами и перекошенным от гнева лицом. На левой ноге у нее было вырезано ножичком сердечко проткнутое стрелой и надпись. Надпись, впрочем, прочитать не было никакой возможности: кто-то ее зачиркал. Руки женщины были протянуты к столу. В одной она держала шляпу, на другую был накинут вязаный ярко оранжевый шарф, свисавший до пола. — И угадай,— Продолжил со вздохом Человек, — что они попытаются сделать? Правильно! Занять мое место. Увы, снося все на своем пути. Как ты думаешь, после стольких лет ожидания пощадят они кого? Нет! Поэтому — не стоит…

Ярив бросил взгляд на женщину-вешалку и представил, как она, сорвавшись со своего места, с яростным воплем вцепляется ему в горло.

— Вот, — хмыкнул Человек, — я именно об этом.

— Но ты же только что говорил, что ты не дракон. С чего бы тогда тем, — Ярив махнул рукой в сторону входа в пещеру, — размораживаться?

— Так они же об этом не знают. Точнее, то, что командует всей этой системой,— Человек обвел руками зал, — не знает об этом. Ты меня убьешь, сработает старая, как мир, программа и пошло-поехало… Такое уже много раз было, собственно. Дракона, настоящего дракона, еще когда убили в последний раз. А его приемник — сбежал, не дожидаясь завершения саги.

— Но ты же сказал, что его, может, и не было никогда, — Ярив снова присел, убедившись на всякий случай, что стул, все еще стул.

— Сказал. — Легко согласился Человек, — но, кто знает — где обитает истина? Может ее и нет вовсе, а? Ты об этом не думал?

— Думал, — признался Ярив, — много раз. И всегда получалось, что истина есть и не зависит от нас.

— Прекрасно! — Воскликнул человек, — на том и сойдемся, хотя я на счет истины имею совсем другое мнение. Ветреная, я вам доложу дама, никогда не угадаешь, что ей в голову взбредет. Сегодня она тут, завтра — где-то там… С ума сойти можно.

— Но если твое мнение отличается, то какого черта ты согласен?

— Ну, если истина — вещь фиксированная, то и разногласия наши — несущественны. Истина же от них не зависит, а значит мы оба правы. С твоей точки зрения. А с моей — нет.

— А что с твоей точки зрения — истина? — вымучил улыбку Ярив.

— Я не могу сказать, не повлияв на нее, — вздохнул Человек. — Да и потом, истина истине рознь.Вот ты, например, тут? — Ярив кивнул головой, — а на самом деле, тебя тут, как бы, и нет.

— Как это — нет? — Удивился Ярив, — я же…

Он вспомнил все те трудности, которые ему пришлось преодолеть, чтобы попасть сюда, лишения, которые он вынес, и слезинки ярости брызгнули у него из глаз.

— Я здесь! — Крикнул он, — здесь! И никто не может утверждать что это не так.

— Конечно здесь, — успокаивающе протянул к нему руки Человек, — не надо так волноваться.

#

…остро пахло коньяком и отчего-то сыром. «Вот же черт, — подумал Ярив, — приплыл…». Последний баллон со сжатым воздухом он выработал два сифона тому назад. Там же и бросил его. Не тащить же линий вес в надежде на зарядные станции, которых, в этом он был уверен, по пути не было.

Баллоны у него были старые, он с ними еще в детстве собирал мидии и охотился на камбалу, восхитительно вкусную, если ее сразу же пожарить на алюминиевой, закопченной сковородке с помятым днищем, разведя костер прямо на берегу из высохшего до звона плавника. Тогда много чего было вкусным, и съедобным. Даже такие вещи, от которых сегодняшний Ярив отказался бы не раздумывая. В детстве, да и в юности, все время хотелось есть. Потом, этот голод как-то притупился и отступил на второй план. А может, просто стало не до него.

Он сверился с бумагой. Так и есть, этот отрезок пути закрывала клякса — будь проклята авторучка, подаренная на день рождения полузабытой уже девочкой-одноклассницей. Кажется, он был в нее даже влюблен. Впрочем, в таком возрасте чего только не примешь за любовь. Хорошо, что хоть маска осталась, мелькнуло в голове, иначе никаких шансов пройти маршрут у него бы не было. Он похлопал по поясу и запаниковал — маски, закрепленной впопыхах после последнего сифона, в надежде, что она уже не понадобится, не было на месте. Ярив вспомнил брошенный перед шкуродером, через который он добрался до этого зала, рюкзак и принялся мысленно выкидывать из него снаряжение в безумной надежде, а вдруг он положил запасную маску, про которую забыл и взял еще одну. Тогда он мог бы вернуться и тогда, у него может появился шанс, хотя он уже никак не смог бы уложиться во времени. Тщетно. Снаряжение он сто раз пересматривал, отбирая только самое необходимое, только бы дойти, а уж там… Он опустился на выступ, прямо возле сифона и решил, что, пожалуй, был слишком самонадеян отправляясь в этот поход. У него остались еще ресурсы. Он взглянул на часы со светящимися цифрами. Совсем немного. Сколь длинен сифон он не знал: карта была не в масштабе. Единственно, что он знал наверняка — следующий зал был привратным. Как войти в ворота и попасть в чертоги дракона он знал, это было нарисовано на карте, но как попасть в этот чертов последний зал?

Статуй в этом зале было немного. По сравнению с предыдущими. В некоторых залах приходилось иногда даже проталкиваться между застывшим людьми. Статуи были настолько похожи на живых людей, что казалось они просто играли в «замри!» да так и не смогли дождаться, кто же первым не выдержит и скажет: «сдаюсь». А потом будет стоять сжав кулаки от злости, а партнеры по игре будут тыкать в его сторону пальцем — слабак!

Одна из статуй — мальчик с шахматной доской. Этот-то как тут очутился? Мелькнуло у Ярива в голове. В этот момент часы пикнули, предупреждая, что времени у него осталось не более пяти минут. Ярив вскочил — единственная надежда на статуи. Вдруг у какой-нибудь из них есть маска? Он лихорадочно обшарил все до единой статуи и опустился в отчаянии на землю возле мальчика. Маски ни у кого не было. Да, собственно, ничего не было ни у одного из них. Часы пикнули еще раз. Одна минута. Далее сигнал будет повторяться каждые десять секунд, а в последней десятке каждую секунду. Что будет потом Ярив не знал. Он лишь догадывался, что ничего хорошего. На часах что на руке мальчика на древних «Casio» едва заметно помаргивали красные нули. Ничего ни у кого. Хотя… Ярив вдруг понял, что у мальчика был в руках предмет — шахматная доска. Он вскочил на ноги и попытался отобрать доску, но мальчик держал ее железной хваткой. Доска, вот путь к спасению стучало у его в висках, в так последнему отсчету часов — пять, четыре… Ярив схватил пацана в охапку и шваркнул со всей дури о стену. Три, два… В пролом в стене лился теплый свет, высветив одну из статуй — полного мужика с выражением обреченности на лице и валявшегося на земле мальчика со все той же странной улыбкой. Рядом с ним валялась шахматная доска.

#

— Зал славы. — Сказал Человек и улыбнулся. — Тебе, как человеку достигшему цели, его обязательно надо посетить.

— Зачем? — Занервничал Ярив, крутя доску в руках и не зная куда ее деть, — Я… А я не люблю музеи.

— Это не музей, — вздохнул Человек, — сам увидишь. Там память о твоих предшественниках. Таких же как ты — отважных и сообразительных. Вот ты скажи, — Человек постучал согнутым пальцем по доске, — сложно было догадаться, что именно этот пацан — ключ к успеху?

— Да я, пожалуй, — пробормотал Ярив, — случайно…

— Ах, случайно… — Протянул Человек задумчиво, — тогда совсем другое дело. Ты наверно догадываешься, что тут все не совсем просто, да?

— Да, — кивнул головой Ярив, подобравшись — впереди явно была новая угроза.

— Зал славы, он не простой зал. — Человек подошел к стене и постучав по ней пробормотал, — Да где же она? Долгое время без надобности было,— объяснил он Яриву, — но вот ты пришел и… Ага, вот.

Человек нажал на стену и распахнулась тайная дверь в помещение освещенное факелами. Странно, — подумал Ярив, — кто же их зажег, и вообще — сколько может гореть факел? День, два? Он слышал в детстве про восемь дней, но не поверил — явная сказка.

— Ну, что же ты, — сказал человек, — входи. Это последний этап проверки. Я буду с тобой. А потом, после осмотра достопримечательностей, мы обсудим последние детали нашего, печального для меня, но что уж тут поделать, предприятия. И да, самое главное.

— Да, — Подобрался Ярив, поняв, что услышит что-то нехорошее. То, ради чего он прожил, всю свою предшествующую жизнь окажется сущим дерьмом. — Что же?

— Ты не должен открывать глаз, пока мы находимся в зале.

— Что же это за музей? — Возмутился Ярив.

— Славы. — Ответил Человек, замешкавшись. — Славы. А ее надо ощущать, а не смотреть на нее. Ты готов?

— Ощущать? — пробормотал Ярив, — но как можно ощущать чужую славу?

— Ну, ты, к примеру, ощущаешь славу своих предков?

— Нет, — Удивился Ярив, — Это их слава, а не моя. Моя еще впереди. Мне кажется.

— Тогда у тебя есть шанс научиться этому. Пойдем.

Человеку взял за руку Ярива и повел внутрь.

— Но я же ничего не вижу и не… — Начал было Ярив, но спутник перебил его

— Погоди, я тебе помогу увидеть то, что увидеть нельзя.

Он вынул из нагрудного кармана пиджака красный фломастер и быстрыми штрихами нарисовал на веках Ярива глаза.

— Теперь видишь?

— Да, — прошептал Ярив,— вижу, я вижу!

И всего на секундочку приоткрыл глаза, чтобы сравнить с тем что он видел и не видел одновременно и застыл неподвижно посреди зала славы.

—Познакомьтесь, — сказал Человек окружающим его статуям, —Ярив. Ярив — это твои предшественники.

Он, пыхтя от усилий, передвинул Ярива на пустую клетку и задумался. Позиция несколько усложнилась, но все зависит от того, кто придет следующим. Или не зависит? Он посчитал ходы и хмыкнул, развитие партии будет прелюбопытным.

#

Я лежал на спине в густой траве, вцепившись в нее мертвой хваткой. Я точно знал, что если ее отпустить и посмотреть прямо в небо, то ты ни за что не сможешь удержаться и обязательно упадешь в его белесую синеву. Чтобы отвлечься от дурных предчувствий, сосредоточился на майском жуке, деловито сновавшем по высокой травинке нависшей над лицом. Жук, как жук. С белыми пятнышками на красной спинке. Интересно, мелькнула мысль, сколько у него пятнышек? Если четное количество, то все будет хорошо, и я смогу подняться и продолжить путь, хотя я и не знаю его, а вот если нечетное… Жук двигался так, что мне никак не удавалось их пересчитать. Ладно, подумал я обреченно, пусть будет столько, сколько будет. Но,только уж, лучше, пусть это будет четное число. Я осторожно вздохнул, боясь спугнуть жука, мою последнюю надежду на хороший исход, но, не удержавшись, чихнул и жук сердито жужжа взлетел с травинки и принялся набирать высоту, явно направляясь к непонятно откуда взявшейся — еще минуту назад ее не было, одинокой темной тучке, удивительно напоминавшей глаз ящерицы. Я зажмурился что было сил и разжав пальцы медленно поплыл вслед за жуком, понемногу набирая скорость.

#

Человек вернулся к столу, заперев дверь в Зал славы. Плюхнувшись на стул, вздохнул и понюхав пахнущий, отчего то, коньяком рукав пиджака, пробормотал:

— А вот интересно, сколько их еще будет?

Ответа он не ждал — не от кого. Не с вешалкой же общаться, в самом деле? Вешалка, яростно скалила зубы, но он смотрел на нее равнодушно: если все статуи отомрут, у нее будет больше всего шансов. Да и ладно. Пощекотав пером нос, бросил его обратно на стол — писать не хотелось. Да и сюжетам надо было бы еще созреть. Пододвинув к себе блокнот, он принялся просматривать корешки бормоча, время от времени: «о, этого я помню и этого, а это когда было?» Человек наморщил лоб, пытаясь вспомнить, но не преуспев, вздохнул и, выбрав закладку с майским жуком с четырьмя пятнышками, заложил страницу. Надо будет придумать еще раз эту историю. А вот и Ярив. Точнее, корешок его истории. Киномеханик, надо же. Человек улыбнулся, небось, до сих пор «сапожник!» кричат, когда пленка рвется.

«Ярив смотрел в окошко в зал. Переход поста он не пропустит, а то, что происходило на экране его не интересовало — он уже крутил этот фильм с десяток сеансов. Зал был почти пуст. В мерцающем свете луча проектора он видел парочку, сидящую в пятнадцатом ряду. Они тоже не смотрели на экран, они целовались. Девчонку эту он где-то видел, но никак не мог вспомнить — где? Паренек был и вовсе ему незнаком, хотя, Яриву казалось, что он знает всех жителей поселка. Жители кино любили, и Ярива знали все. Как же, благодаря ему у них есть возможность заглянуть в другой мир. Куда-то, куда им в реальности никогда не попасть. Поселок был отрезан от мира бескрайней тайгой и окружен горами, по которым вились серпантины дороги в большой мир. Но проехать по дороге было весьма непросто, а вот сходить в кино — купил дешевый билет и вот он, иной мир. У девчонки копна растрепавшихся волос( «как будто в нее молния попала», подумал Ярив), но откуда же я ее знаю? И он принялся перебирать в памяти знакомых и не очень людей, понимая, что это для него сейчас, очень важно. Важнее всего, и даже… Черт! Пора переходить на другой пост, он чуть не прозевал вторую точку, а у него еще и угли не сменены на втором аппарате, хорошо хоть пленку успел зарядить. Ярив метнулся к аппарату. Откинув крышку фонаря, выдернул остатки углей и вставив толстый уголь, принялся нашаривать тонкий в коробке на полочке под фонарем. Тонкого не было: коробка была пуста. На первом аппарате захлопала лента на приемной бобине и зал залил чистый белый свет. «Сапожник», прокричал кто-то лениво из зала. Явно больше для того, чтобы отдать дань традиции, а вовсе не потому, что ему и правда было интересно смотреть кино. Ярив глянул в окошко на крикуна. Им оказался тот самый незнакомый парнишка в пятнадцатом ряду. Они вместе с подружкой смотрели на кинобудку. Девушка помахала Яриву рукой, и крикнув: «Светишь, гад!», засмеялась. А парнишка…»

Человек обмакнул перо в бронзовую чернильницу и подумав немного, положил перо на бумагу. Потом допишу. Светильники дружно моргнули. О, еще один вышел в путь, вздохнул Человек. А интересно — который из них? Пролистал оставшиеся страницы блокнота и бросил его на стол. Какая разница, кто придет? Он взял шахматную доску и хмыкнул, доиграть, что ли, ту партию? Но посчитав ходы, зевнул — скучно. В любом случае мат в два хода. Но доску надо отдать. Человек взял из рук вешалки шляпу и шарф — снаружи сейчас должно быть холодно. Намотав яркий шарф, он нахлобучил шляпу и, не удержавшись, погладил по-дружески щеку вешалки, утерев заодно, выкатившуюся у той слезинку.

— Я скоро, — сказал он ей, — обязательно вернусь, ты не переживай, ладно?

Раскрыв глаза он вышел, зажав подмышкой шахматную доску. В прихожей, выкрашенной салатовой краской, осмотрел себя критически в зеркале, висевшем слева от входной двери, пригладил непослушную прядь торчащую из под вязаной шапочки с дурацким помпоном. И, не удержавшись, подмигнул своему отражению глазом с вертикальным зрачком, подсвеченным отблесками огня, пробуждающегося в его глубинах от долгой спячки.