Nektototam's Blog

–  Брось,  –  уныло сказал режиссер Пузленький виртуальной собаке Люське,  –  это точно несъедобно.
Люська удивленно посмотрела на режиссера. У нее в разряд съедобного входило абсолютно все, включая несвежие мысли актера Затрапезного и метлу призрака участкового К.  Она тявкнула и выплюнула идею обратно в корзинку для бумаг. Идея была так себе. И на вкус не представляла для Люськи никакого интереса. Просто ей было скучно, и она решила погрызть хоть что-нибудь. Не вечно же развлекаться одной и той же шуткой с перегрызенными ножками табуретки на кухне. Да и Затрапезный уже не хотел с нее падать, ссылаясь на радикулит и демонстрируя справку от врача с криво поставленной самодельной печатью, любовно вырезанной им из старого каблука.
Пузленький, кряхтя, вытащил из корзинки пожеванный Люськой листок бумаги и принялся читать вслух нараспев, будто от этого текст мог стать лучше: «Таракан Казе Халерос, громко в бубен бил шаманский!»
–  Тьфу! – громко сказал Призрак  участкового К.  –  статья 242-ая. Часть…
Тут он задумался, а Люська громко гавкнула и Призрак согласился:
–  Да, именно так.
–  Дрянь какая-то,  –  пробормотал Пузленький,  –  это не только поставить, это прочесть вслух без содрогания нельзя.
Дом заметно задрожал.
–  Опять  участковый шалит,  –  вздохнул Пузленький,  –  надо бы его обязать снимать сапоги, когда входит в дом.
–  Ты еще свисток попробуй отнять!  –  угрожающе прокричал Призрак участкового К. и засвистел так, что во всей округе взвыли собаки.
–  Ну вот, я же говорил…
В это время задребезжал старый телефон, висевший на стене с тех времен, когда Пузленький еще носил штаны на лямочках и мечтал стать космонавтом или водителем самосвала.
–  Алё,  –  прохрипел телефон,  –  как тебя там… Пузленький, что ли? Тебе звонок.
–  Запиши, я потом прочту,  –  сказал Пузленький скорбным голосом,  –  мне сейчас не до звонков. Мне бы сейчас веревку ….
И, натурально,  пошел искать веревку. Собака Люська путалась у него в ногах, но Пузленький отыскал моток шпагата и, поставив табурет, принялся привязывать шпагат к крюку, на котором висела люстра.
–  Опять?  –  застонал Призрак,  –  ну сколько можно.… На прошлой неделе  –  три раза вешался и два раза топился в вине.  В каберне, кажется. Тьфу! Кто ж в такой кислятине топится, а?
–  Алё, Пузленький,  –  снова захрипел телефон,  –  я записал. Прочесть?
–  Мне уже ничего не поможет,  –  сказал Пузленький, и, встав на цыпочки,  накинул петлю на шею. Табурет под ним  закачался. В это время Телефон принялся читать:
–  Пузленький, гад. Я сейчас приеду и устрою тебе веселую жизнь, за профанацию моего светлого, как стиральный порошок «Белизна», образа. Заодно расскажу тебе пару историй из моей жизни, мерзавец, чтобы ты не мог больше писать обо мне всякую…. Чего тут написано?  А, да  –  всякую чушь. Халерос.
–  Стой!  –  завопил Пузленький,  –  я сейчас, я только….
Ножка табурета, подгрызенная Люськой чисто от скуки, подломилась, и Пузленький повис в петле. К нему кинулись Призрак Участкового К. и Люська с воплями: «Не смей умирать! Кормилец наш!»
Пузленький даже успел на какую-то секунду увидеть их во плоти, но тут бечева оборвалась, и он рухнул на обломки табурета.
— Успели,  –  выдохнул Участковый,  запихивая складной нож в карман,  –  мне только висяков не хватало….
–  Черт!  –  потер шею Пузленький,  –  веревка крепкая. Надо будет в следующий раз…
Что надо будет сделать в следующий раз, он не сказал  –  занят был. Высунув язык от усердия Пузленький, записывал настоящую историю Казе Халероса, рассказанную им самим.