Таракан Казе Халерос вышел из себя и помер, не добравшись до астрала. Долго он бродил в потемках и на веслах и на лыжах, синим пламенем горелки прорезая переборки судна старого под койкой у холерного барака. В поисках исхода дела, он пылил до перекрестка, в предвкушении попутки, что подбросит до астрала. Но исхода не бывает, так Тумтумматум свирепый, молвил мрачно, молодую сока дней былинных бражку кушая из аркебузы, что оставил путник давний со скелетом и надеждой. Отхлебнув, Тумтумматум галантно предложил Казе на выбор: быть или не быть? Вручая череп старый, заржавелый с надписью чернильной «Жорик» и печатью «Школа жизни». Жорик, бедный Жорик, — молвил тихо наш Халерос, — и сыграл матчиш прелестный на кости берцовой левой. Лопнуло терпенье сверху и до самого до низа порвало астрал на клочья! Бросил череп наш Халерос с огорченною змеею, и метнулся в бурны воды, и поплыл он по течению, в ожидании прихода, раз исход уже не важен. С тем очнулся наш Халерос, с головой в горшке дырявом, синим пламенем объятый до души своей до самой. Ветерок небесный, легкий, приподнял, едва касаясь, оболочку Таракана и понес ее на кучу черепов апофигея. Завтра тоже будет утро. Или вечер. Или завтра.
Добавить комментарий