Nektototam's Blog

Еще один отрывок, из. 

———————-

— Лосев. Можно Лось, но лучше — Лосев.
Кожаный пиджак, предмет моей давнишней зависти, сидел на на нем как влитой. «На заказ, что ли, сшито?» — мелькнула в голове дурацкая мысль. Дурацкая, потому что кожаных пиджаков у нас отродясь не шили. Не только в Брутовке, вообще нигде. Их привозили откуда-то из-за моря, вместе с джинсами и сабо на деревянной подошве такой толщины,что на них можно было смело выходит в открытое море. Все мои попытки достать джинсы хотя бы приблизительно подходящие к моей, совершенно среднестатистической фигуре, оборачивались блистательными провалами. Однажды мне достались джинсы размером в две мои месячные зарплаты и я пошел их ушивать к другу с фирменной швейной машинкой. Джинсы нельзя было прострочить на обычной, не испортив их совершенно, ну, или чтобы не прослыть последним лохом. Уж в чем-чем, а в тонкостях швов на синих штанах у нас разбирались все поголовно. Друг Куркулюкин долго вздыхал, глядя то на штаны, то на меня, порываясь отказаться от невыполнимой миссии, но видя мой умоляющий взгляд, махнул рукой и проворчав, что сделает все, что в его силах, но уж не обессудь… принялся за работу. Пощеголять в новеньких штанах удалось не долго: утомительно было отвечать на дежурный вопрос: «а отчего у тебя задние карманы на боках, это что — новая мода такая? А что, очень удобно. Где достал?» Дальше либо сочувственное цоканье языком, либо откровенное ржание. И я не выдержав распростился с ними, закинув на шифоньер, подальше с глаз.
А о пиджаке, о таком пиджаке, я даже и не мечтал.
Он сидел на спинке скамейки и смотрел на пустую песочницу. Вернув одноразовую зажигалку с врезанным заправочным клапаном, я плюхнулся на влажную, после недавнего дождика, скамейку. Я вышел подышать воздухом, торчать в прокуренной насмерть комнате мне не хотелось, а дождь как раз перестал, явно проникшись сочувствием ко мне. Только отдельные капли все еще срывались с грибка над песочницей и звонко шлепались на деревянный бордюр вокруг нее.
— Сигареты есть? — спросил Лосев. Я протянул ему смятую пачку.
— Последнюю даже менты не забирают, — вздохнул он, возвращая пустую пачку.
— Бери, у меня еще есть.
Он закурил и снова уставился на песочницу.
— У меня было синее ведерко, — сказал он и вздохнул.
— У меня — тоже, сказал я, затягиваясь сигаретой. Курить не хотелось, а делать один черт было нечего. — а еще лопатка.
— Лопатки у всех были, — откликнулся он задумчиво, — может мне сбацать себе из титана? У нас в цех титан завезли, все себе лопаты на дачу мастерят. Вот думаю — для песочницы пойдет?
— Отчего бы не пойти. — Сигарета затухала и я снова принялся шарить по карманам в поисках спичек. — Ею и по башке если треснуть — не сломается.
— Вот и я о том же, главное, чтобы не ребром.
— Череп расколет наверняка. Я такие видал.
Лосев взглянул на меня внимательней,
— А ты где работаешь?
— Кладбище. Ну, почти.
— Череп можешь достать?
— Человеческий?
— Мне собачий ни к чему. — Он спрыгнул со скамейки и затоптал окурок. — Чернильницу хочу сделать. Я уже и эскизы набросал. Череп вот найти не могу.
— Заброшенное кладбище, — сплюнул я. Плевать сквозь щербинку между зубами был мой конек. Плевок выходил рекордным, но Лосев не обратил на него никакого внимания,
— Где? — Спросил он и я понял, что он готов отправиться туда прямо сейчас.
— Завтра.— Я тоже встал, — с утра сходим.
— А почему не сейчас?
— Мне к девушке, обещал быть вовремя.
— Мне тоже, — сказал Лосев, и посмотрел на часы. — Через пятнадцать минут нужно быть.
И, не прощаясь, развернулся и пошел по дорожке, ведущей к парку.
Я сплюнул еще раз. С надеждой осмотрелся — не видит ли кто? Но вокруг было безлюдно. В детской песочнице валялась красная пластмассовая лопаточка с отломанной ручкой. Я сел на деревянный барьерчик и зачерпнул лопаточкой влажный песок. Торопиться было некуда. Меня, на самом деле, не никто не ждал.
Мы работали вместе. Она работала в меховой мастерской, а я чинил и расписывал венки в ритуальном цехе. При каждой возможности я норовил заглянуть к девушкам шившим шапки. Ее рабочий стол у окна выходящего во двор. Света от него было не много, но она улыбалась. Сколько помню, не видел ни разу чтобы она не улыбалась. Даже когда раздавалась дежурная шутка: «Ид, жених пришел!» и все начинали хохотать, она лишь улыбалась глядя на меня: «Что, женишок, как дела?» Я бормотал, что-то наспех придуманное на счет проволочки, мол, нет ли у них, а то кладовщик, собака злая, ушел куда-то, а у меня план… Самое удивительное, что я так ни разу и не придумал предлог для своего появления у них заранее. Почему-то мне это и в голову не приходило. Лишь войдя к ним, я начинал начинал мямлит, нагромождая на ходу на ходу нелепицу на нелепицу. Тетушки, работавшие в мастерской, лишь украдкой вздыхали глядя на мою бестолковость и толкали Иду, ты чего, смотри какой парень пропадает, даром что умом не вышел, зато тюфяк тюфяком и говорить складно не умеет. Все развлечение длинными зимними вечерами. Посидите, помолчите вместе. Под это дело детишек с десяток сделаете, глянь какой он тощий, видать сила в корень пошла. Обычно на этом месте я махал рукой, И уходил к себе, проклиная собственную нерешительность и чужие острые языки, грозившие мне полным вымиранием от одиночества.
Иногда Ида приходила на работу с дочкой. Девочка походила на мать, как две капли воды: черные вьющиеся волосы и ярко синие глаза. Вот только улыбка. Девочка не улыбалась. Никогда. Мне, во всяком случае, ее улыбку увидеть так и не удалось. Может она копила их на будущее?
Она рисовала за большим столом заваленным рухлядью, стоявшим в дальнем углу мастерской. Тетушки разгребали для нее место и вручали коробку карандашей и альбом для рисования. Я очень любил такие дни, ведь тетушки, видимо чтобы не смущать ребенка, не доканывали меня своими шутками. “Что ты рисуешь?”— Спрашивал я. Она с серьезным видом вручала мне альбом и мы разглядывали рисунки вместе, пока не приходил мой начальник и не гнал меня на рабочее место: “план за тебя, бездельник, кто будет выполнять?” И, отвесив мне шуточный подзатыльник, подмаргивал девочке: “Что, мешал тебе этот вахлака? В следующий раз зови меня сразу!”
Начальник, вообще-то, заглядывал в ту мастерскую тоже не просто так: у него были какие-то странные отношения с ихней начальницей. Они с деловыми лицами уединялись в ее кабинете, и подолгу не выходили. Тетушки  их уединений демонстративно не замечали. Начальник был женат уже в третий раз, а начальницу свою, дважды разведенную громкую женщину, стоявшую за них горой,  они любили.