Острова никогда не плачут. Нет, не так — хорошие острова никогда не плачут. Как я их отличаю? Очень просто — хорошие не плачут. Шутка. На самом деле — никак. Да и незачем: любые острова — счастье. Вот этот к примеру, что плачет сейчас навзрыд — отличный остров, просто великолепный. Не атолл какой-нибудь. И у него все пройдет, вот увидишь. Откуда я знаю? Все проходит. Это не я сказал, если честно, но это — правда. Вот, например, у меня когда-то была густая шевелюра, а сейчас ее нет. Ха-ха. Птички селились, бабочки были, мухи, комары… Сейчас правда нет никого. Улетели небось на юг, в отпуск. Сейчас там хорошо, тепло. И не так сыро! Извини, не сдержался. Это я этой плаксе несносной. Ну чего? Ты уже все реки свои выплакал, все ручьи и даже болотца осушил, поганец мелкий. Скоро станешь таким же лысым как и я. Кто с тобой дружить будет? Молчишь… Вот и разговаривай с ним. А с кем же еще, скажи на милость? Даже пираты и те побрезгуют таким островом: ни клад тебе закопать, ни костер развести, чтобы чаю вволю откушать. Впрочем, пираты куда-то запропастились. Даже те, все три, закопанных в разных местах, клада так никто и не раскопал. На одном из них дерево, помнится, выросло. Огромное, по их понятиям. Так другие пираты его в качестве начальной точки в своем плане приняли. Я так хохотал, глядя на их каракули, так хохотал. Пираты удрали не закончив свое дело: клад до сих пор так и валяется. Занесло его постепенно, не без этого. Да и дерево то упало давно. Новое выросло и оно тоже сгнило. Представляю, как вытянутся лица тех пиратов, что вернутся за своими сокровищами. Где дерево? Нет дерева! Сплошная оборжака. Перестань плакать! Ну, я тебя умоляю. На колени я встать не могу, сам понимаешь, но очень-очень прошу — не надо, а? Фу-у, притих немного. Тоже мне, остров называется. Так вот, пираты… Ты не слушаешь? А мне говорили, что про пиратов все любят слушать. Видать врали. Нехорошо. А давай я тебе тогда про фашистов расскажу? Они тут тоже бывали, да. Подводная лодка всплыла под перископ. Перископ? Ну, такая фигня для пускания солнечных зайчиков. А что — очень весело. Я тогда весь испереживался — как они там между скал? Плакса-то наш что учудил — прямо по средине бухты промыл своими слезами несколько каверн и дурные подлодки идут себе такие в глубине, как они считают, а тут бац! И она уже зажата так, что ни взад, ни вперед. Та лодка фашистов на берег высадила, а сама осталась там, между скал. Ее и сейчас видно. Ну, то что осталось, конечно. И если точно знаешь, куда смотреть. Ну и конечно — умерли все. Кто в слезах нашей истерички потонул, кто чисто так — от тоски. Они пытались до своих дозвониться по межгороду, но им телефонистка сказала, мол все кончено и вы уже никому не нужны. Они как услышали так и давай себе сеппуку делать. Те, что с сеппукой не совладали на телеграммах поиздержались так, что мама не горюй! На курево перестало хватать. Им в лавке все кредиты позакрывали, в общем — не жизнь, конечно. Вот они потихоньку и того. Один туземцам стал рисование преподавать. «Я, — говорит, — в Сорбонне учился, там и не таких обучали!» Поджарили его, ага. Да на вертеле и поджарили, он же не знал, что у них то место в пещере священное было вот и нарисовал что-то не то поверх ихних икон. Пир горой был — три дня племя веселилось. Почему большой? Да нет, они же всех остальных фашистов тоже на шашлыки пустили. Распробовали, видать. Потом, конечно, и они все померли. Нет, не от обжорства — те фашисты так исхудали, что только собакам радости-то и было. Их следующие истребили. Главный фашист как на берег спустился, так сразу и спросил: «А почему тут никто не работает, а? У нас что, социализм уже построен?» И тут же всех туземцев в колонну построили, к их копьям красные тряпки примотали и первомайскую демонстрацию устроили. Ну и с демонстрации всех так колонной и отправили в… как это называется? А, вспомнил! Трудовой лагерь имени тов. Молотова. Там им вручили мотыги и заставили сахарный тростник выращивать и виргинский табак. Им с бомбардировщика ящики с рассадой сбрасывали, да по ошибке и одну настоящую бомбу скинули — они как раз кого-то из бывших друзей бомбить летели, им по дороге дали наказ, мол, армия у нас народная и всегда помогает народу жить счастливо. Короче, после этого я и облысел. Но зато у нас после этого сахарный тростник до десяти метров вымахивал, а за виргинским табаком со всего света гонцов посылали. Говорят, тот, кто его выкурит — просветлятся до состояния Будды. И без всяких там занудных медитаций — шмедитаций. Курнул — просветление — нирвана. Ну, для тех кто выжил, разумеется. Хотя, думаю, если ты в нирвану угодил, тебе уже без разницы — жив ты или где. А потом уже те, кто базу хотел построить. Они как-то слишком быстро опрокинулись. Странные какие-то: им даже клады пиратские не понадобились, представляешь? Поставили флагшток, подняли флаг и все. Ихний главный сразу же побагровел и принялся кричать страшно — видимо, расстроился чем-то. Остальные стояли как истуканы. Так их потом илом и занесло. Вместе с флагом и старшим, что так и не закрыл рот. Флаг тот с кучей звездочек еще виднеется чуть-чуть, а вот фашисты все сгинули. Потом опять пираты приплывать стали. Но уже другие. Черные, как смоль. На них опять бомбу сбросили. А что — местного населения тут давно уже, по их понятиям, нет, вот и шмальнули. Все пятнадцать деревень испарились месте с хижинами, больницами, нефтеперегонным заводом, автомастерскими, продуктовыми лавками, пирогами и остатками леса. Я чихал от дыма еще черт знает сколько времени. А эти, пираты, из недостроенной подземной базы выползли и уплыли восвояси. Фашисты же не знали, что они так глубоко окопались, вот промашка и вышла. Потом снег шел. Долго. Я уж думал — никогда не кончится. Но нет, снова солнышко выглянуло, я уж почти и забыл, как оно выглядело. Но ничего растаял снег, тут наш плакса и зарыдал. Опять лес нарастать начал. Правда, все больше странный какой-то. Почему не фашисты? Конечно фашисты. Кто еще на подводной лодке приплыть мог? Я сам в кино видел. Тем, что сахарный тростник выращивали, на плацу кино показывали: подводная лодка всплыла — фашисты на борту, местное население истребили и уплыли восвояси. Их у нас уже штуки три есть. Или шесть? И все поголовно — фашисты. За одними, что пытались в подводных пещерах тайную базу организовать, самолет присылали — так он разбился прямо у меня под носом. До сих пор в ушах звенит, особенно в лунную ночь. Я… Эй, ты опять не слушаешь? А ты сам, случаем не из этих? Ну, фашистов будешь? Да что за напасть-то? А про что тебе рассказать? Ты сам назови, времени-то у нас — вечность. А память у меня — отменная. Нет, не хвастаюсь ничуть. Эй! Плакса! Я же тебя умолял — не плачь, дай с человеком поговорить, так нет же. Уплыл. И зачем он уплыл в открытое море, а? Там же верная гибель и фашисты на подводных лодках. Эх ты, одно горе с тобой.
Обломок мачты с привязанным к нему скелетом, вымытый течением реки из высокого берега, оторвавшись, скользнул на стремнину и покачиваясь поплыл в сторону океана.
Ну, плачь, если тебе так охота, плачь… А я то думал, что настоящие острова никогда не плачут. По крайней мере, хорошие. Выходит, что плачут? Ничего, скоро опять к нам приплывать станут. А вот интересно — какими они будут?
Добавить комментарий