Поскреб по сусекам — старая послала, чтобы ей ни дна ни покрышки, холере хитроглазой! Чего-то со дна наскреб и приволок, значится. Весь в клубах пыли, будто зима вокруг, а я, такой, шасть в избу с мороза. Ну, она-то слепая, как пень. И слышит так же хорошо, почти как я. Муку просеяла, да вот не знаю через что, ага. Говорит мне, такая, поправляя очки на носу:
— Слышь, старый, я покуда Колобок пеку, воды натаскай с колодца, а то мне даже чаю и то не поставить. Проклятый Колобок воду выдул всю.
А Колобок сидит на противне и улыбается, что твой дурачек деревенский. На стопку блинов оперся. Глазки пучит, смеется.
— А че блинам в печи делать-то? — Спрашиваю, — отчего их на волю не отпустить: сметаны-то , один черт, нет. Ни у нас, ни в лабазе.
— Так Колобок попросил, сказал — скучно без друга, вот я сундучок из блинов что остались и спеку.
Я воды, конечно натаскал. Со стакан, пожалуй. Запыхался весь, раскраснелся, устал сильно. Сито уж больно худым оказалось. Почти как моя жизнь. Старуха Колобка из печи достала вместе с друганом евойным. За стол посадила, чаем поила. Но те отказались. Мол, чая не газировка — много не выпьешь. Старуха удивилась:
— Так его и правда не много — стакан один. Последнее вам отдали. Дед даже сахар свой — заначку, из подпола выволок. Что на бражку не ушел.
— Все как есть, — подтвердил я, — без утайки – все, что нашел.
— Пойдем мы, однако, — сказал Колобок, и встал. Сундук евойный следом за ним боком двинулся.
— Стой, — говорю, — Не будь бусурманином! Мы тебя холили и лелеяли, последнее отдали.
— Да ладно, — молвит Колобок, — последнее. Как же. В погребе, небось, и сметана заныкана, да и варенье не засахаренное. Пойдем, Сундук, не любят нас тут.
И в дверь — шасть. Только их и видели. Старуха в слезы: мы их холили лелеяли, а они…
— Да ну тебя, — говорю, — лелеяли, как же. Времени на них сроду не сыскать было. Вот и выросли такими. На нас тоже никто внимания не обращал, небось. Вот тебя — кто воспитывал?
Выгнала взашей, велев разобраться с дурным Сундука влиянием.
Иду по лесу — заяц в матросской бескозырке на тропинке валяется. Пнул — не шевелится. Ну, думаю, шапка — тоже не плохо. Пусть и летняя, зато с козырьком! Достал нож из сундука, заяц вдруг как заорет дурниной:
— Банзай! — и с кулаками на меня.
— Ты чё!,— ору в ответ, — С дуба рухнул?
— Аригато, тьфу, здра, дбрый человк, — молвил заяц в глубоком поклоне. Но не удержался за халат и упал, наступив на ленточку с якорями.
— Где же так… — Забеспокоился я, что такая возможность пролетела мимо!
— Сундук. — Сказал заяц, не поднимаясь. — Красивенький такой… Всми цветами. Ты, дбр чловек, радгу вдел?
— Сундук, говоришь? — Забеспокоился я, — прянишный такой?
— Полнехонек српризов, — попытался приподняться заяц, но у него отчего-то плохо получалось. Забросил его в дорожный сундук — позже разберемся, а сейчас нам спешить надо: как бы там веселье раньше времени не закончилось.
Заяц в сундуке храпит, пузыри радужные носом выдувает. Красота. Я наподдал, чтобы успеть, значит. А что — у меня с собой было, как всегда. Идем, жизни радуемся. Сундук сзади вприпляску идет накренясь.
Глядь, Медведь с Волком, как стояк, так и коровяк выплясывают. Да так топают стервецы — с дуба орехи осыпаются. Прям, гроздьями. А эти: топ-топ! Хлоп-хлоп! Музыка, значит.
Я ихнюю музыку перекричал едва:
— Алё! Кто Колобка видал моего?
— Ух ты! — Сказал Медведь, останавливаясь, — а ты что — папаша, никак его?
— Не-а, — уверенно сказал колченогий Волк, осмотрев меня в падении. — Дед, скорей всего.
И остался лежать, пробормотав: «или брат, наверное». Я так думаю — плясали они или не плясали, но друг за дружку держались, потому что медведь тоже рухнул. И прямо на волка.
— Да какая разница, — махнул я рукой, — мой и все тут. Так видели или нет?
— Ище как, — просипел Волк из под Медведя. Медведь же пускал разноцветные слюни и мирно похрапывал. В такт Зайцу у меня в сундуке. — Вынь меня отсюдова, а? Не выбраться чтой-то никак.
Выволок Волка, спрашиваю:
— Так ты знаком с ним?
— Чегой-то? — Заопасался вдруг Волк, поглядывая на меня искоса, — и кто это у тебя в сундуке Медведя передразнивает?
— Заяц. Он раньше с Колобком встретился.
— А-а, тогда понятно, кто от него первым откусил, — сказал Волк, — а то мы испугались — вдруг больной?
— Здоровый, — проснулся Заяц, — был. Ой, смотрите — радуга!
— Где? — Очухался Медведь и ну давай по сторонам зыркать, — И правда! — Завопил он, показывая на сверкающие пузыри Зайцем выдутые, — Ура! Волчара, мы с ними идем!
— Только там овраг, — насупился Волк, — Снова упадем, как выбираться?
— А что — падали уже?
— А то, — насупился Волк, — раз с тыщу. Домой не можем попасть никак, уже жизни две. Или пять. Тут приходится ошиваться.
— Ну, я все равно пойду, — вздохнул я, — иначе старуха меня со свету сживет.
Двинулся я, а Заяц как заорет:
— Стой! Сто-ой! Полундра!
— Чиво, — спрашиваю, — поблизилось чо?
— У меня видение было… —заблажил басом.
— Какое? — заинтересовался Медведь.
— Странное, — вздохнул Заяц, — цветное, но черно-белое все. Лиловое, но в крапинку. Продольную. Бредем мы, как бы полем по лесу, небо под ногами трясиной раскинулось. Ягодой закусываем, что тут не растет, росой заливаем хмельной, чтобы лучше бродило, но в чем тут суть — непонятно. Скорее всего, в свежевыжатом соке березовом, на кактусах настоянном. Я небо покусываю, а оно хихикает. И все меня пощекотать норовит. Такие дела.
— А, — Сказал Волк, — так вон оно делось куда. А я уже весь обыскался.
— А вот и овраг! — обрадовался Заяц. Ему с верхотуры видней.
— Давайте перебираться, что ли, — говорю. А сам подыскиваю с чего бы мостик соорудить на небе, что под ногами. Но ничего подходящего нет. А тут Заяц опять захрапел, и пузыри носом давай пускать. Выстроились пузыри радугой. Один конец тут, другой там, прячется тумане.
— Не, не пойду, — сказал Волк, — мост без перил, я чо совсем на голову последний, чоль?
Медведь из слюней своих радужных перильца сплел да развесил ловко.
— Вот, — говорит, — теперь совсем другое дело!
Волк задней лапой мост потрогал:
— И правда — другое! Теперь все ловко.
Сделал шаг и исчез. Только снизу из оврага слышалось: «Ой! Ай! Крапивааааа! Ой-ой!»
Медведь изумился:
— Строено на века! — И смело ступил на мост. Дошел до середины и тоже исчез. Земля вздрогнула и замерла в ожидании. Я прислушался, но ничего не было слышно, кроме повизгиваний Волка и сонного потревоженной крапивы ворчания.
Вздохнул и двинул следом. Дошел. Зайца, правда, по дороге из сундука выронил. Вышел на тот берег, а там Лиса- Патрикеевна стоит. Руки на груди скрестила, платок набекрень. В глазах невиданная сила. Тут я и оторопел.
— Что-то ты для колобка крупноват будешь,— молвила, осмотрев меня снизу доверху.— Да еще и надкусан со всех сторон, фу.
— Так ты тоже ищешь? — обрадовался я.
— Тоже? — неприятно усмехнулась Лиса, — это ты — тоже, а мне он должен.
— О как, — только и молвил я.
— А ты, собственно, чьих будешь? — Осведомилась Лиса.
— Я, это, ну, — зачастил я, — меня посла…
— Я бы тебя тоже послала, — нахмурилась Лиса, поправляя платок.
— Не надо меня никуда больше посылать, — испугался я, — я уже, кажись, нашел. Выходи за меня, а? Прямо сейчас или завтра.
— Какой-то ты… — протянула она, — не очень. Да и сундук твой хламом набит… Нет, не хочется.
— Первое впечатление обманчиво. — Заторопился я, выдувая радужный пузырь из Зайца, выбравшегося из оврага. — Вот смотри!
Заяц и рад стараться. Заорал: «Годзаимасу!» — и понавыдувал пузырей столько, что мир вокруг нас заискрился и колесом пошел!
— А как ты к примеру, дров наколоть или еще чего с литовкой отчебучить по хозяйству? В чистом поле.— С сомнением спросила Патрикеевна.
— Да лучше меня с латышкой никто на свете белом не справится! — Гордо заявил я, — я даже с чухонкой на ты. А уж что я болгаркой отчебучиваю под настроение — любо дорого посмотреть, если много времени!
— Тогда, пожалуй, ладно, — сказала Лиса, и из оврага полились звуки му и крики мамбуру, сливаясь в экстази во что-то марочное или барочное отсюда и не разобрать.
— Харэ, Кришна! — завопил я, — она и так уже моя!
— Ура! — Заорали из оврага Волк с Медведем, — Свадьба, ура!
Лиса улыбнулась и сказав, ну-ну, отправилась со мной на сундуке верхом в свадебное путешествие в галактику Малого Таза Медного. Или в Море Безмолвия, на Луну. Или в Обалдуевку, что по соседству, там как раз пустовал на околице пряничный дом, рядом с заброшенной мельницей.
На свадьбе Медведь и Волк танцевали, как стояк, так и коровяк, в начищенных до блеска штиблетах. Заяц шафером был. Сундук под ногами крутился. Потом потерялись все как-то. Такие дела. Слышь, Рыжая, давно ты, однако, колобок не пекла. Не, сундук я не видел. Тсс, прячься, пока не нашла.
Добавить комментарий