Nektototam's Blog

Семён перечеркнул едва видимый в свете костра рисунок на песке — дом с трубой и струйкой дыма. Забор и деревья. Качели во дворе. И… Семён быстрым движением смахнул рисунок совсем и бросил щепку в огонь, радостно откликнувшийся на такую подачку. Свет обрадовавшегося было костра, сверкнул, отражаясь в глазах собеседника Семёна, но тут же сник, поняв, что на такой добыче, пожалуй, и не пожируешь. Семён, подцепив с третьей попытки обломанным ногтем спичку из замусоленного коробка с оторванной этикеткой, прикурил последнюю сигарету и бросил пустую пачку в костёр, вяло среагировавший на нищенское подношение.

— Друзья. — Веско сказал Семён — Все дело в них.

Собеседник его вздохнул, но не ответил. Семён подождал и продолжил:

— А вот, к примеру, мы тогда печь ремонтировали. Без друзей… Жена сказала, что без них я бы в сто раз быстрей, хотя и криворукий. Она меня так зовёт, да я и не спорю — руки у меня и правда откуда-то не оттуда растут: я же городской, да жизнь так распорядилась. Но тут она была не права: без друзей — никак. Как бы я сам себе кирпичи подавал бы? Нет, ты согласись — стоишь на верхотуре, к примеру, трубу выводишь, а тут, раз и кирпич закончился. Или, глина та же. Представляешь — сколько времени нужно, чтобы сползти вниз, набрать глины в ведро, прихватить кирпичей, чтобы лишний раз не скакать по лестнице, что твоя блоха? И обратно на чердак… Одна такая ходка и все — ты готов, хотя жена и изводится так, что смотреть больно. Особенно если дело к осени, а жена на сносях. И ты снова прыг-скок. А вот с друзьями — все легче. Ну, да в таком случае у жены настроение ещё хуже. Что думаешь, я печку не могу? Знаешь, я их сколько за свою жизнь — штук… три. Да, три. И все сам. Без всякой помощи. Просто, ну сам понимаешь, жена — против. Чуть что — к маме шасть! И оттуда телеграммы шлёт, если настроение есть. Вот и делай что хочешь. Хорошо ещё, когда друзья — ну вот ты, к примеру. Что молчишь-то? А и ладно — молчи, мне так даже сподручней.

Лёгкий всполох огня высветил обмахрившиеся снизу брючины и растоптанные ботинки сидящего на обрубке дерева Семена. Он зябко поёжился, почесал, сдвинув кепку, заросший пегим мхом затылок.

— Ты не подумай, — продолжил он, — я тоже друзьям помогал. А что — друзья же, как не помочь. Мы с Семёном — друг у меня такой был, да весь куда-то вышел. И тоже, что примечательно — Семён, так вот, он однажды меня позвал слив ему почистить помочь, да. Мол, подруга жизни сказала: «Или слив, или катись к черту, какой от тебя прок». И ушла, хлопнув дверью. А слив тот с времён царя Гороха никто не чистил. Откуда знаю? Да мы с ним, с Горохом, однажды… Ладно, это другая история, а сейчас о дерьме. Семён в яме — ведра нагружает, я снаружи — их на верёвке таскаю, полные векового уже и не знаю как это назвать. Тяжеленные ведра-то… все руки оторвал. Десяток подъёмов и перекур. У Семён подруга на скорой работала, вот мы спиртиком и перекусывали. Разведённым. Под сигаретку: она, зараза, в сердцах нам даже закусить не оставила ничего. Нервная такая. После первой сотни вёдер вернулась его валькирия, и как-то сразу подобрела, увидев результат: весь двор изгваздан, клумба с цветами — я туда упал случайно, в канаве за забором груды почти окаменевших остатков прошлого. В дом так нас не пустила — пришлось из шланга друг друга обливать, пока мы сами не проступили. Пока отмывались, она нам закуску приготовила и из погреба ещё чего-то выволокла. Потом жена моя пришла — пропал, говорит, хотела в розыск подавать, да вспомнила что Семён вчера заходил. А Семён от неё потом сбежал таки. От подруги. Видимо, на очередном «или-или» что-то понял. Черт, потухла.

Семён покрутил в руках затухший бычок, раздумывая, прикурить снова или уже бросить? Все одно — последний.

— Бросаю вот, — сказал он громко, — у меня все друзья побросали давно, один я смолю. Вот ты куришь, а? — и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Наверняка нет, все же сейчас за здоровьем бегают. Вот и жена моя побежала. Теперь ни её, ни здоровья. Очень удобно, кстати. И трубу уже чинит не надо, да и где та труба? Трубу-то мне ни разу не жалко, а вот жену… И что самое смешное, когда я печку-то чинил, маялся, до чего же скучная у меня жизнь — состарюсь, вспомнить будет нечего. У других — жизнь бьёт ключом, а я — глина, кирпич — будь он неладен. Внукам стыдно будет рассказать, чем их учёный дед занимался. А теперь смешно. Тебе смешно? Молчишь… Но вот друзья у меня остались. Ты, например. Если что — не стесняйся, я завсегда помогу, даже если не умею. Ну, там, подержать чего или подать. А время-то как летит, а… Пора мне, друг. Засиделся я. Может жена вернулась, пока мне не было, да. Пока. Заходи, мы всегда гостям рады. Все, убежал.

Семён встал, подхватив старый бидончик, на боку которого красовалась наклейка — обрывок медицинского пластыря с криво выведенным именем и фамилией и пошёл прочь в предутренний сумрак от едва тлеющих углей. Приблудный пёс, лежавший напротив него за костром, лениво приподнялся было, раздумывая, стоит ли ему идти за Семёном, да так и не решив, снова уронил голову на передние лапы. До утра было рукой подать, а у него ещё с вечера присмотрена классная помойка рядом с которой они и с Семёном и познакомились.