Сумастранский тигр Пентюх лапчатый так изгваздал шкуру сидючи у вечернего костра, что решил её состирнуть, а то вдруг кто увидит таким, стыда не оберёшься, Пентюх было кинулся обирать налитой, подернутый багрянцем стыд, мимолётно порадовавшись обильному урожаю, но вспомнил про шкуру и загрустил. Грусть его была светла, а вот шкура… «И где я её так? — думал Тигр, расстёгивая шкуру, — вчера ещё была чистой, а сегодня — черней ночи». Но, не додумав, запихал её в стиральную машинку, добавил двойную, для надёжности, порцию состирательного порошка и уселся со свежей, позавчерашней газеткой, «За всё!» на скамейку. Осмотрелся, не видит ли кто и, успокоившись, принялся обмахиваться газеткой: жарко. Машинка мерно гудела, и тигр задремал.
Гриф СовершенноСекретно! с высоты своего положения (он, как всегда сидел на верхушке сумастранского карликового баобаба — других тут не водилось) наблюдал в поднадзорную трубу за расположившимся на скамейке странным типом. Существо беспардонно храпело, прикрыв морду газетой. «Та-а-ак, — подумал вслух (чего за ним обычно не водилось, тем более вслух) Гриф, — эту газету я лично вручил, предварительно проверив её на отсутствие крамольных мыслей и призывов, тигру нашему, а это кто такое будет, а?»
Гриф бодро настрочил донесений наверх о нашествии на остров незваных нашельцев и бросил его в корзину «исходящие». Телеграфный аппарат был в плановом ремонте и поэтому депеша в переполненную корзину не попала, а попала куда попало, то есть — никуда. И оттуда уже не выбралась никогда, но нас её судьба не волнует ничуть и даже капельку меньше.
Пентюх Лапчатый приоткрыл глаз, но ничего не увидел и тут же впал в панику! Пришлось, чтобы окончательно не потонуть, плыть как вразмашку, так и брассом, но выплыл только кролем, с содранной с морды, размякшей от пота, газетой в левой лапе и уже почти не подающим признаки жизни Грифом СовершенноСекретно! в другой.
На реанимационные процедуры ушла куча времени. Взобравшийся на неё Гриф уныло наблюдал за мечущимся вокруг странным существом, кого-то смутно ему напоминающим. Гриф, не приходя в сознание, составил три донесения: «О порядке организации моих похорон», «Просьбу ускорить ремонт телеграфа» (в которой нижайше просил не забыть убрать из телеграфа матросов — «пропьют ведь все, как всегда!»), и «об оплате неотгулянного отпуска» в котором скрупулёзно перечислил всех родственников, которым не следует переводить деньги, не забыв ни о ком. Отправив последнее донесение, Гриф сполз с кучи и сказал:
— А ты, эта, каковских будешь? — И изготовился записывать показания.
— Жив, курилка! — Обрадовалось существо, и, посмотрев на часы, висевшие над перроном, спохватилось, — Черт! У меня же стирка закончилась.
И, не обращая внимания на опешившего грифа, принялось вытаскивать из стиральной машинки что-то. Среди кучи непарных носков, трусов всех видов и расцветок, и двух бюстгальтеров (один был сиреневым, другой шестого размера) отыскалась шкура, которую существо тут же напялило на себя.
— Ну, а теперь узнаешь, дурик? — Спросило существо.
— П… п… пума? — попятился гриф.
— Какая ещё пума? — Изумилась пума, и, посмотрев на себя, кинулась к зеркалу. — М… мать, — это же не… Я?
— Извольте заполнить декларацию и предъявить все для досмотра. — Твердо сказал Гриф, протягивая бланк и свежевыдранное из хвоста перо. — Вот. Не то пересечение границы будет считаться незаконным.
— Какой границы?
Гриф, провёл черту на песке.
— Вот этой. К примеру.
— А… если я пойду в другую сторону?
— Тогда ты нарушишь другую границу и так до бесконечности.
Бесконечность оторвалась от приготовления манной каши на завтрак внукам и покачала головой: «только этого мне не хватало».
— Хорошо. — Не сдавалась Пума, — а если я, к примеру, не грамотная ни разу?
— Тогда попроси кого-нибудь другого, чтобы он написал, а я заверю. Нотариально. — И показал печать.
— Кого же я попрошу-то? — Заволновалась Пума, — я никого вокруг кроме тебя не вижу.
— Я могу заверить, но писать… Мне что — других дел нет что ли?
— Я не знаю, — понурилась Пума, — а вот… Точно, а если это сделает Морской Волк кролик?
— А где он?
— Сейчас позову, — обрадовалась Пума и зычно заорала, — Кролик! Семь футов под килем и солёный якорь тебе в (Пума поперхнулась и, вспомнив, что она, таки дама, продолжила) в спину!
— Чего орать-то? — Сказал, позёвывая дюжий Кролик с наколками в виде якорей, вылезая из-под перевёрнутого столика. — Я тут…
— Написать… — Пума протянула кролику бланк.
Кролик осмотрел бланк, попробовал его на зуб и сказал веско:
— Две кружки пива. И воблу.
— Во лбу. — Поправил его Гриф. — Я сам читал у одного знаменитого лётчика
— Хорошо, во лбу, — согласился кролик, — но только чтобы вяленую, а то от сухой у меня в горле першит, а потом пучит. И сразу первый вопрос: зовут — как?
— П… пума, кажется, — отозвалась Пума.
— Место прожигания жизни? — пробубнил Кролик, записывая на бланке: «пмс».
— Здесь.
— Ясн. Ветеринарная справка?
— Так, заболел он, ветеринар-то, — растерялась Пума, — так что, справка просрочена, но как только он выйдет, я — сразу!
— Без справки нельзя, — отрезал Гриф, и тут же принялся пришивать отрезанное к делу. — Попытка незаконного пересечения границы пресечена на корню…
— Я не пересекала, — возмутилась Пума и указала на черту нарисованную грифом.
Гриф согласно кивнув исправил «попытка незаконного пересечения»
— Это что тут такое? — прогремел незнакомый голос, — кто разбросал моё бельё?
Все дружно уставились на огромное существо с синим пластмассовым тазиком.
— Э… — проблеял гриф, взлетая и теряя перья на ходу, — мы, это — ролевые игры и все такое…
— Ты почему мою шкуру напялил… о?
— Тво… Твою? То-то я смотрю, жмёт мне что-то там, где не должно бы… И совсем наоборот, там где не ожидал…
Пума скинула шкуру и оглядевшись схватилось за голову,
— Вот же моя машинка! Это что же выходит, я в чужую шкуру…
Пентюх выхватил из машинки свою шкуру и надел её, застегнувшись на все пуговицы:
— Какое счастье снова быть собой, а не какой-то там Пу… Извини, я не хотел тебя обидеть.
— А как же моё пиво? — Возмутился Кролик,— я честно делал свою работу и мне все равно, кто из вас где!
— Заполни даме анкету, а я пока сгоняю за пивом, — сказал Пентюх лапчатый и унёсся на другой конец сумастранского острова, в лавку, где продавали всякие туземные товары.
— Кто это? — Осведомилась Настоящая Пума, обмахиваясь оброненной ненастоящей пумой газеткой.
— Это наш, местный, — проворчал Кролик, выводя: «спр от вет нет», — Смешной такой. Тигр.
— Тигр? — Удивилась Пума, — а почему тогда у него нет полосок? — И добавила разочарованно, — а я уж подумала…
— Отбелил, небось, — вздохнул Кролик, записывая в свободной графе: «нет. И ещё раз — нет!», — или вылиняли. За давностью лет.
— Ясно, — сказала Пума, — думаю, что это вполне может быть началом новой отличной дружбы.
Тем временем Гриф СовершенноСекретно! перезарядив трофейную авторучку, марки «Максим», яростно строчил донесение, предварительно опорожнив корзину «исходящие» и соорудив из её содержимого костёр на берегу, рядом с мирно спящим сумастранским тигром Пентюхом лапчатым. Рядом с костром сидел Кролик Морской Волк и бормоча: «Ишь, Ироды, чего удумали», рисовал кисточкой, обмакивая её в гуашь, на шкуре тигра не очень-то прямые полосы, не забывая прихлёбывать при этом из жестянки пиво, благо в принесённой Пентюхом сетке его было ещё много.
Добавить комментарий