— Ну-ну! Все знают, что людям тьмы дана не одна жизнь. Сколько их у тебя?
— Мне не нравится, как это звучит, — сказал Джек.
— Но ведь ты умрёшь не насовсем?
«Джек-из-тени» Р. Желязны.
Снова и снова…
Ангел, — проворчала Карга, перетиравшая тарелки полотенцем с красными петухами. Петухи смотрели настороженно, готовые в любой момент сорваться на обидчика с клёкотом, разя шпорами и клювами, нанося непоправимый ущерб, несовместимый с жизнью, или, по крайней мере, с честью мерзавца, осмелившегося…
— Извини… — Я с трудом оторвался от петухов, — Ты, что-то сказала?
— Ты спросил: «так, кто же ты?», — Карга поставила блестящую тарелку на стол. — Ангел.
— Я… не спрашивал, — черт бы побрал её шуточки. – Ангел? Но…
— Ещё как спрашивал, — Старуха взяла следующую тарелку. Один из петухов затоптался, заклекотал, расправил крылья и, вытянув шею, вдруг зашипел отчего-то по-змеиному в мою сторону.
— Цыть, дурья башка! — Карга притопнула, и петух неохотно успокоился, — Не видишь, что ли? Он же просто запутался.
Судя по тяжёлому петушиному взгляду, он вовсе не был так уж уверен в моей невиновности. «Но… в чем же я виноват-то?» — мелькнуло в голове.
— В путанности, — Вздохнула старуха, — Вечно тебя куда-то несёт. Вот и сейчас, сидишь, смотришь на меня и видишь непонятно кого. Старую ведьму, я подозреваю. Брюзгливую, старую ведьму. Или ещё что хуже.
— А-а… Э-э, — моё жалкое бормотание выглядело ещё смешнее, чем я сам, — Ведь, ты же ну, это…
Я замолк окончательно. Говорить что-то ещё было уж совсем глупо, что было ясно даже такому мне, каким я был сейчас, и я замолк.
Петух взмахнул крыльями и с оглушительным карканьем сделал круг над моей головой. Другой. Чего он медлит? Прицелившись, лихо приземлился на моё левое плечо. Или… приплечился?
— Ещё скажи: припопился, — Хихикнула старая змея.
Ворон, потоптавшись, вцепился в меня покрепче острыми когтями. Склонил голову направо и посмотрел мне в глаза. Я промолчал, отводя глаза и пытаясь удержать равновесие: проклятая птица весила, по крайней мере, пуд. Смешно будет, если я сейчас ещё и навернусь.
Второй петух, равнодушно фыркнув, потянулся, припав на передние лапы. Задрав пушистый хвост в рыжую полосочку, вскочил на подоконник и пристроился у горшка с геранью. Мельком взглянув в нашу сторону, принялся разглядывать, что там творится на улице, демонстративно повернувшись задом ко всей частной компании. Карга шлёпнула опустевшим полотенцем наглого кота. Тот, демонстративно фыркнув, выскочил в открытую форточку. «Четвёртый же этаж! – мелькнуло в голове, – кажется»
— Пятый, — Басом поправила меня Карга.
— Высоко…
— Ой, чета низковато летит, — Озабоченно сказала Старуха, показывая на давешнего кота, тяжело машущего крыльями от спортивной «Сессны», — Плюс ломота в костях, Юпитер не вовремя ушёл в запой, плюс незваный гость, — Пожевав губами и закатив глаза к потолку, богато украшенного вполне себе безвкусной лепниной, Бабка подсчитала что-то на пальцах и воскликнула, — Ну, конечно же! Все теперь ясно!
Мне было совсем не ясно, но я промолчал, стараясь даже не думать это молчание про себя, чтобы Карга снова не услышала.
Она и не слушала, упорхнув в спальню. «Так, — прикинул я, — на макияж у неё уйдёт… Отлично, времени должно хватить».
Подошёл к окну и выглянул. «Все-таки, четвёртый этаж, не пятый. С арифметикой у неё, конечно не очень…, – вздохнул я, – впрочем, с ней у неё всегда были проблемы, да и зачем ей та арифметика?»
Ворон, сидевший на плече, очнулся вдруг и, оглушительно каркнув прямо мне в ухо, вылетел в ту же форточку, и полетел вслед за котом над центральной аллеей прямо к парадным воротам.
Впрочем, от ворот мало что осталось: во-первых, один черт почти никого не бывает, а тех, кого черт к нам заносит, обычно не заслуживают и садовой калитки. А ремонт нынче, ух, как дорог.
Та-ак, пора организовывать встречу. Я не торопясь спустился по лестнице, отмечая привычно, что и тут давно уже не плохо бы сделать ремонт. Вот это пятно появилось когда? Два… нет, три года назад, кажется? Пришёл тот вахлак в кирасе с цветочками, которые я впоследствии, как не искал, так и не отыскал ни в одном геральдическом справочнике. Настырный такой: пробрался аж до лестницы. Провёл по трещине ногтем — меч. Что удумал, паршивец — мечом махать! Испугался, видать. Нет, пора, пора делать ремонт, живём как…
Как кто мы живём, я собственно додумать не успел, да и не интересно, если честно, тем более что лестница закончилась. Распахнул тяжеленную входную дверь и яркое солнце, дождавшись своего часа, шлёпнуло по глазам горячей, мокрой тряпкой.
— Делать, что ли нечего, – проворчал я, прикрывая глаза ладонью. Солнце сделало вид, что не расслышала моего ворчания — наша старая с ним забава. Уже и надоедать начинает. Ладно, старые друзья, все-таки. Столько вместе пережили.
Ворон сидит на оставшемся в живых фрагменте арки над воротами и делает вид, что его тут ничего не касается. Старый мерзавец. Небось, хихикает втихомолку, зная, чем все кончится. Я, собственно, тоже знаю, но хихикать мне отчего-то не очень хочется. Солнце утешительно похлопало меня по загривку, и я, фыркнув, остановился возле старого, недействующего, уже несколько веков, фонтана и с недоумение прислушался к слабому цоканью копыт доносящееся с дороги, ведущей к нам. На конские, вроде, не похоже. Кого на этот раз к нам черт занёс? Надо будет с ним поговорить: судя по всему, он совсем там свихнулся от скуки и засылает к нам всех подряд, кого перехватит на большой дороге.
Девушка на осле.
В распахнутых воротах показался осёл. Справный осел, с попоной и отчего-то в шлеме, как у боевых коней. Слегка тронутом ржавчиной.
На самом деле, это я от неожиданности так сказал. Что, мол, в распахнутых воротах… то, да сё. На самом деле, ворота, точнее, то, что от них осталось, давно уже стояли прислонёнными к стене: прикрывали дыру, через которую к нам в гости ходит Серый Кролик. Через ворота ему, обалдую, видите ли, далеко обходить, вот он и… Свинья, хоть и кролик. Но не могу отрицать, гость — отменный: сидит себе за столом с морковным чаем и молчит. Хоть целый день так просидеть может. Ну, или пока морковный чай домой не засобирается. Он тоже немногословен. Обычно. Вот таких бы гостей, да побольше!
— Где она? — Ледяным голосом осведомилась девушка, сидевшая на осле.
Да, я совсем забыл упомянуть, что осел заявился в гости не один. На нем верхом в ворота въехала Дева с Копьём Точнее, белёсая дурында с дрыном метра три длиной, наперевес, украшенным наконечником. По виду — каменным. Голову Девы украшал медный таз с верёвочными завязками. Таз, судя по его виду, совсем недавно разжаловали из приспособлений для варки варенья. По выслуге лет. Ворон, сидевший на арке, элегантно отметался точнёхонько на медный таз. Хоть бы раз промахнулся! И Дева закрутила головой, явно пытаясь понять, откуда пошёл перезвон? Ворон довольно каркнул и перелетел на голову украшавшего фонтан Недалёкого Горниста, с отвалившимся горном. Ну, горн не сам, конечно, отвалился — я его отшиб однажды поутру — спать мешал, паршивец! Так с тех пор тут и стоит, без горна, зато с выражением почтения на лице.
К Деве с подмороженным голосом подошёл Кот и потёрся о сапог.
— Давай—давай, — одобрил я, — чище будут. Запылились, небось, в пути?
Деве, отчего-то, помощь кота пришлась не по вкусу и она, оттолкнув его, завопила, как резаная:
— Где онаа-а-а-а!?
У меня аж чешуя на загривке дыбом встало. Здорово она прокричала, не спорю. С душой. Хотя, встречались крикуны и получше.
Кот, огорчённый подобным отношением, клюнул Деву повыше сапога и, взлетев на стену, победно прокукарекал. Поправив налитый кровью гребешок, паршивец, принялся с нескрываемой гордостью смотреть на побагровевшую Деву, не решавшуюся взвизгнуть всласть: все-таки ноблес… Или что там у неё?
— Девушка, — Осторожно осведомился я, — Вы, случаем, не перепутали чего? Прынц-наше всё, через дорогу живете через перелесок, по трём оврагам и через буерак прямиком к его воро…
Когда в ушах перестало звенеть, и я снова обрёл возможность общаться, вышиб палку из её руки и, наступив на хрустнувшее дреколье, спросил:
— Оглянитесь вокруг, мадам. Все Ваши предшественники — исключительно образцы мужского пола были. Не из самых дурных. По большей части. — Подобрал наконечник её «копья» и принялся ковырять им в зубах. — Не наводит ни на какие на размышления?
Дева обвела несколько обалделыми глазами аллею, усыпанную остатками всевозможных доспехов, от ржавых, полу рассыпавшихся, до новеньких, блестящих. Разумеется, там, где это было видно из-под слоя копоти. Дольше всего её взгляд задержался на байке, стоящем на чурбачках вместо колёс
— А… это почему? — Спросила она.
— Долгая история, — Вздохнул я, почесав затылок, все ещё хранивший следы каски с черепом и костями.
— Но я… — Дева было сделала было два шага назад к лежащему на спине в глубоком обмороке ослу. Но, кажется, передумала, и, топнув ногой, заявила, — Но я не могу вернуться. У меня — миссия. Одна я не вернусь! В книжке написано: сражаться до конца и победа будет за вами, а прекрасная дама будет спасена.
И выхватила… ну, она явно считала это мечем, хотя у меня на этот счёт были большие сомнения.
— А Осел-то Вам, чем не угодил? — едва успел спросить я, — отличный спутник, подстать…
И под громкие крики одобрения Кота, Ворона и Карги, высунувшейся в окно по пояс, принялся отражать натиск, рассвирепевшей воительницы. Стараясь, не покалечив оттеснить её к воротам, придав соответствующее ускорение в нужном направлении. Осел, кстати, все понял раньше хозяйки и удрал с поля боя первым.
Последний герой.
— …жизнь мне всю поломал!
Тарелка с синей каёмкой, просвистела мимо моей головы и вдребезги разбилась о давно некрашеную каменную стену. Принцесса протянула руку за очередной тарелкой, но наткнулась на пустую полку.
— Живём, как в каменном веке! — Вновь заголосила принцесса, — посуды никакой! Скоро из корыт есть будем!
— Так ты же сама… — Попытался было возразить я, спохватился, но было уже поздно.
— А-а-а, так это значит я во всем виновата!? — Принцесса, пыхтя и краснея от усилий, поволокла из шкафа огромную кастрюлю — чей-то подарок, которую нам так ни разу не привелось использовать, и вот, кажется, она придумала ей применение…
Я обречённо закрыл глаза.
В это время в оконное стекло стукнулся камешек. Принцесса, не выпуская кастрюлю из рук, выглянула в окно и мгновенно отпрянула.
— Это он. — Торжествующим шёпотом вскричала она, и кинулась к трюмо в спальне, — Боже мой, – Донеслись до меня её причитания, – как всегда, стоит появиться принцу, я выгляжу, как последняя лахудра!
Лихорадочно рисуя лицо одной рукой, она стаскивала с себя старый домашний халат другой.
Вздохнув с облегчением, я на цыпочках и стараясь не дышать, выскользнул из зала, обтекая груды осколков от битой посуды.
Рыцарь был хоть куда. В блестящих, после авто мойки, доспехах, на огромном гнедом коне. Благоухавшем не хуже хозяина.
— Принцесса! — Восхищённо надрывался рыцарь, выглядывая принцессу в окнах, — Ваша неземная красота поразила меня в самое сердце! Ради Вас я готов совершить любой подвиг! Только скажите — и я готов свернуть горы, и развернуть реки вспять, я готов… Ну, где же Вы, услада сердцу одинокого рыцаря, покажись, чтобы я мог исполнить оду радости, посвящённую Вашей неземной красе!
Тут уже я не выдержал и довольно мерзко, каюсь, захихикал.
— А-а-а, так тебя держит в заточении дракон! — Вскричал рыцарь, — Тебе ужасно повезло, что я оказался тут, ведь я самый лучший в этих краях охотник на драконов! Я истреблял их сотнями! И сейчас освобожу тебя от гнёта мерзкого демона, покрыв себя славой на века!
И не слушая вопли принцессы — «Нет! Нет, не надо!», Рыцарь с грохотом опустил забрало и, опустив копьё, ринулся на дракона, давно уже, к слову, слоняющегося по площади перед домом и, со скучающим видом, слушавшего бахвальства рыцаря.
Когда рыцарь приблизился, дракон лениво оторвался от созерцания собственных когтей, вздохнул с сожалением и, пододвинув ногой, огнетушитель поближе, пыхнул на рыцаря огнём. Шлем, с торчащими из-под забрала обгорелыми усами, подкатился к ногам безутешной принцессы, выскочившей за дверь, так и не успев надеть платье и лишь с одним нарисованным глазом.
— Ну, что за идиоты, — Закричала она, — я же просто хотела уехать! Всё!
И заплакала, размазывая потёкшую по щекам тушь.
— Ты, это, прекрати все немедленно, вычеркни, прям со второго абзаца, а ещё лучше с первого. Ты когда-нибудь слыхал, что бы принцессы говорили: «лахудра»? Нет? так чего же ты пишешь всякую ерунду, позоришь честных принцесс?
— Да, с лахудрой я, пожалуй, перестарался, — признался я, — Вычеркну, но остальное — извини, не могу: мне правда дорога.
— Ну, пожалуйста, ну попробуй, у меня уже даже посуды не осталось, так мне все тут надоело, и вообще – прекрати подсматривать! Ты что, плачущих принцесс никогда не видал?
— Видел, — Признался я, — Душераздирающее зрелище.
— Так почему бы тебе не сделать так, как я прошу?
Принцесса зарыдала пуще прежнего.
— Так делал уже, ты что — забыла? Байкера тебе присылал, где тот байкер? Его чоппер, на котором он учил тебя ездить, вон стоит, ржавеет. На чурочках — резина сгнила. А сам байкер-то где, а? Молчишь. А я тебе скажу — сама его прогнала. Он дракона, видите ли, к травке приучил.
— Да нет, он сам попросил подкурить, у него косяк потух, ну я и дал… я же не думал, что так получится. — Дракон понурился и пробормотал едва слышно, — и, ведь, главное, гад, так и не сказал, где такую забористую травку брал.
— А космонавт? — Не унимался я, — Помнишь космонавта? Куда он сбежал, а? Никому не известно. Его до сих пор по всей галактике ищут: казённую ракету на склад не сдал. А я тебе скажу, он место подальше от тебя разыскивает. От тебя и от твоего дракона!
— А я что, — Пробурчал дракон, — я его и не трогал… так, поговорили немного. За жизнь, там…
— Ну, все, — сказала принцесса, — Все! Моя жизнь кончилась. Ты, мерзавец, ничего не забыл, ни крошечки не упустил. И теперь… И теперь я должна… должна умереть, вот! Вечный сон и забвение.
— Стой, но это же из другой сказки!
— А мне уже все равно! — Выкрикнула принцесса, — Я и в этой больше существовать не могу! Я нигде уже существовать не могу!
Дракон виновато кивнул и, подхватив принцессу, понёс её в замок. Она плакала вполголоса, а он ей что-то втолковывал. До кота, сидевшего на стене, лишь доносилось: «…китайский фарфор… ремонт ближе к праздникам… уж потерпи… »
Ворон взлетел с Недалёкого Горниста и полетел обратно на полотенце, где они с котом служили красными петухами.
Кот, вздохнув, поплёлся за ними следом, обходя останки рыцарских амуниций, щедро разбросанных по дорожке, ведущей к замку.
Кода
Последняя тарелка вытерта, и полотенце с двумя красными петухами висит на своём месте. Петухи, обернувшись Лягушкой и Динозавром, ведут неспешную беседу, попивая цейлонский чай вприкуску, позвякивая подстаканниками и искоса поглядывая на нас. Я сижу молча, стараясь не нарываться. До смерти надоевший вечер наступил ещё вчера. Или в прошлом году, сразу же после того неловкого момента с рыцарем. А может, ещё в прошлой жизни? Не помню. Чёрный мотоциклетный шлем, украшенный подмигивающим черепом с костями (долго же я, сроду не рисовавший ничего сложнее человечка-огуречка, вырисовывал их, отчаянно пыхтя от усердия) пылится на массивном комоде. Я незаметно ощупываю затылок. Бугрист. Нет, что это я — вот! След от шлема. Сохранился.
— Ну, и что ты там опять задумал? — Карга внимательно смотрит на меня. — Опять на приключения потянуло?
— Да нет, — Вздыхаю, — какое там. Хотя, слушай, а что если отремонтировать байк и отправиться в путешествие, а?
Лягушка с Динозавром с любопытством смотрят на нас.
— Я так и знала, — Вздыхает старуха, — Какое ещё путешествие, а кто за домом присмотрит? Лучше… Лучше, вот, мусор вынеси.
Динозавр отвернулся, и делает вид, что ничего не видел — солидарность проявляет. Я подхватываю почти пустое ведро. И ни слова не говоря (прошу отметить, ни слова!) иду к двери, насвистывая что-то из ранних «The Who». Динозавр, спохватившись, несётся следом за мной, не слушая воплей Лягушки, и протискивается в открываемую дверь, мявкнув от избытка чувств.
По дороге вниз, между третьим и вторым этажами, провожу ногтем по старой царапине на стене. Надо же, какой идиот, мелькают воспоминание, меч—голова с плеч… Кот мяукает снизу: торопится выскочить на улицу. Ничего, подождёшь, я тебе не метеорит. Интересно, где тот меч? Кажется, я его видел в кладовой, на кадушке с грибами. Или нет? Точно, там кираса вместо гнёта, а меч — черт его знает, где тот меч.
Сижу на старом, облезлом уже байке и встречный ветер дует мне в морду, развевая, кхм, изрядно поредевшие патлы, когда-то доставлявшие мне немало проблем. Особенно в школе, когда нас всех без разбору, заставляли стричься под ноль, опасаясь нашествия вредителей. Один я расхаживал с шевелюрой. Наш главный по бытовой магии, ревел на ратующих за справедливость: будете, олухи, знать предмет так, как этот недоумок, я и вам разрешу. Хоть до пола! Хорошие были времена, хотя, как сейчас понимаю и смурные.
Прибавляю газ, переключив передачу, но порыв ветра, которому, похоже, наскучила наша забава стихает и я, вздохнув, сползаю с немого байка и перебираюсь на садовую скамейку, на спинке которой собственноручно нацарапал когда-то свой девиз. Кот громыхает в старых доспехах, украшающих газон, справа от фонтана. В сумерках мне не очень видно, что он там делает. Перевожу взгляд на Недалёкого Горниста, и тот сразу делает вид, что он тут не причём и пытается даже что-то сыграть, но спохватившись — дудки то нет, машет в отчаянии рукой и салютует непонятно кому. Я, на всякий случай, машу в ответ. Расслабься. Не до тебя. Байк, конечно, не починить. Проще в металлолом сдать.
— Вместе со всем этим хламом, — произносит Принцесса, садясь рядом со мной.
Я молчу, глядя на уже сто лет как заходящее солнце и молчу. А что тут говорить, она права.
— Я права, — соглашается она.
— Ты знаешь, а может и правда, починим твой драндулет, съездим к… Да хотя бы и к принцу, что напротив живёт — тыщу лет его не видели. Как он там, один-одинёшенек. Думаешь, та дурында до него добралась?
Помолчав, откашливаюсь, и, стараясь говорить уверенным голосом, начинаю развивать тему поездки. Сетуя, что с деталями к антикварным байкам нынче совсем не просто, но мы обязательно найдём все что нужно! Рисую клюкой на дорожке карту нашего путешествия. Включаю в него остановку у принца, и завтрак с Серым Кроликом, и…
Принцесса смеётся серебряным ручейком. Кот трётся о её ногу и урчит в унисон смеху. Непонятно как выбравшаяся Лягушка сидит на голове у Горниста, оскорблённо каркая время от времени.
— Знаешь, — говорю я, отбрасывая не нужную уже клюку, — тебе не кажется, что вечер как-то затянулся? Давай прокатимся прямо сейчас. Садись.
Пригибаю голову, чтобы ей было удобнее взобраться, и, убедившись, что она надёжно держится, взлетаю вслед за солнцем, расправив соскучившиеся по свободе крылья.
Солнце, вздохнув с облегчение, шепчет: давно бы уж, сколько можно… И кричит мне:
— Давай, кто первый!
Я, взвизгнув, несусь за ним следом, спалив по дороге несчастный байк огненным залпом — не о чем жалеть! У меня на загривке хохочет во все горло принцесса. Солнце из последних сил первым разрывает финишную ленту горизонта. Я едва успеваю приземлиться на четыре точки, чтобы принцесса не пострадала, как наступает полная темнота, и я медленно растворяюсь в ней.
Принцесса по инерции пробегает ещё несколько шагов и осторожно ступает на лунную дорожку, раскинутую заспанной Луной. По ней она будет бродить до утра, пока выспавшееся Солнце не вернет меня к жизни.
Nektototam's Blog 
Добавить комментарий