Тиранозавр(именно так, с одной «н» — вторая потерялась при странных обстоятельствах к описываемым событиям отношения не имеющих) Рубин, можно просто ТиАр, с соседями по лестничной площадке ладил не очень. Точнее, не ладил никак. Слева от него жил Зумблюм П, возле порога которого вечно громоздилась куча разномастной обуви; через дверь — странная девушка(так про себя называл ее Рубин), работавшая, как он слыхал, киномехаником в местном торговом центре; далее — было служебное помещение, в котором стояли стойки связи, из которых доносилось монотонное гудение и изредка что-то пощелкивало. Интернетом Тиранозавр не пользовался из принципиальных соображений. Попросту, он не верил, что с другой стороны с ним общаются живые создания, а не вымышленные.

На площадке стояли двое. Странная девушка втолковывала Зумблюму П:

— Я уверена, что это ТиАр все устроил. Я сама видела, как он заходил в ту комнату.

— Как ты его могла увидеть? — Удивился Зумблюм, отрываясь от медитации на верхнюю пуговку халата девушки. Ниже смотреть он не решался.

— Он заходил в комнату. — повторила девушка, — я в глазок его видела.

— Вика, — рассеянно сказал Зумблюм П, осторожно переводя взгляд на дверь, — Ты же не могла этого видеть. Это же не в поле зрения… и все такое.— Спохватился он, но было уже поздно.

— А я — увидела, — обиделась Вика, — ты мне просто не веришь. Мне от этого даже обидно становится.
Ее щеки стали пунцовыми, а на глазах бриллиантами заблестели капельки слез. Зумблюм П расстроился окончательно и начал отчаянно фальшивить.

— Может он к мусоропроводу? — Спросил он осторожно.

— Он был без ведра, — возразила Вика и мотнула головой так, что вплетенные в косички фенечки зазвенели отчаянно.

— Тогда… — протянул Зумблюм, — тогда… я не знаю.

ТиАр приоткрыл дверь и крикнул:

— Я тут не при чем!

И тут же захлопнул дверь обратно.

— Вот! — Вскинулась Вика, — а я что говорила!

— Что он сломал нам интернет, — фальшиво обрадовался Зумблюм П, — Но… как это может быть связано?

— Не знаю, — призналась Вика, — но связано наверняка.

— А давай его спросим? — Воодушевился Зумблюм П.

— Он не откроет. — Вздохнула Вика, — я уже пыталась. Перед тем, как ты вышел.

В это время из лифта вышли Ящерица Фрося и ее Хвост.

— Хвост! — Сказала Фрося возмущенно, — Нет, ты посмотри на него! Мы ему по «Скайпу» звоним звоним. А он… —

Она повернулась к девушке, — А вы наверно и есть его соседка? Хвост, негодник, смотри с кем мы сейчас будем знакомиться! Хвост — Соседка Зумблюма П! Соседка — Хвост!

— Вика, — сказала Вика, — но мы уже знакомились.

— Неважно! — Воскликнула Фрося, — Хвост, заноси пироги и ставь чайник на плиту. Надеюсь, чайник у тебя не сломался?

— У нас только интернет… вот… — пробормотал Зумблюм П.

— Ясно. Осталось выяснить, кто вам его починит и все будет в порядке: я вас тогда приглашу к себе на день рождения по «Скайпу».

— Погоди, разве у тебя сегодня день рождения? — Удивился Зумблюм П, переводя взгляд с второй сверху пуговицы на халате Вики на Фросю.

— А я тебе чего названиваю — то? — Удивилась Фрося, — Пирожков напекла, а? Праздник! Как раз через три месяца стукнет.

— Его должен починить тот, кто его сломал. — Твердо сказала Вика, указывая на дверь ТиАра.

— Сейчас. — Деловито сказала Фрося, — Хвост! Ты уже поставил чайник? Теперь нам нужно вынуть из-за той двери злостного ломальщика интернета!

— Я его не ломал, — Сказал ТиАр, высунувшись из-за двери, — он сам.

— Он сам! — Воскликнула Фрося, — Тогда идем-то быстрей пить чай с пирогами.

— А кто будет чинить? — Вскинулась Вика.

В это время открылся лифт и на площадку вышел техник. Глянув на друзей, сказал:

— Пять минут. Мы меняем оборудование на новое. Теперь у вас интернет еще быстрее работать будем. И, да — спохватился он, — Приносим извинения за доставленные неудобства.

За большим столом, который специально для таких случаев держал Зумблюм П, сидели: Он сам с куском пирога, Фрося с Хвостом, Девушка Вика с улыбкой, техник починивший интернет с чаем и ТиАр, которого всеобщими усилиями умудрились, как он не отбрыкивался, вытащить из его квартиры. Он едва успел прихватить с собой баночку меда, присланного племянником по материнской линии. На столе стояла пустая уже корзинка из под пирогов и второй по счету самовар. Над столом витали, сплетаясь и расплетаясь причудливо, застольные беседы.

— Вы… Заходите, — неожиданно для себя сказал ТиАр, и добавил, — в гости.

Зумблюм П гонял чаи с сушками и ящерицей Фросей. Хвост Фроси в праздничном безобразии участия не принимал.

— Загоняй! — Кричал Зумблюм, — Убежит же!

— Отрезай ему пути, — Командовала Фрося, — К столу гони, там брать будем!  Живьем!

Чай визжал, шипел но сдаваться и не думал.

— Он плюется! — пожаловалась одна из сушек.

— Да-да! — Поддержала ее товарка, — А мне так и вовсе репутацию подмочил!

Все дружно остановились. Даже Хвост, который, впрочем, и так никуда не двигался. И  стребовали у чая объяснения.

— А я, чё, я ни чё…. — Пробурчал тот, запрыгивая в чайник и захлопывая за собой крышку.

— Эй, безобразник! — крикнула возмущенная Фрося, — Да как ты посмел так с дамой поступить?

— Она сама! — крикнул чай из чайника.

— Что значит — сама? — Возмутилась Фрося, — Она дама, существо слабое, а ты — мерзавец!

— Так пусть она ему тоже… Это…  Подмочит, — Предложил  Зумблюм П  переминаясь с ноги  на ногу. А так, как ног у него было много — то ли пятьдесят три,  то ли пятьдесят восемь, то этот процесс выходил долгим. Настолько, что  Фрося успела справится с овладевшим ее волнением, и  кротко сказать:

— Ему уже ничего подмочить нельзя, П, он итак уже весь мокрый. А бедная сушка, ты только посмотри на ее состояние!

-Да-да! — воскликнули сушки хором, — Ты только посмотри!

— Та-ак… — зловещим тоном протянула Фрося, — мы этого подлеца — судить будем! А что, подмочил девушке репутацию — женись! Хвост!  — Рявкнула она на свой собственный хвост, не принимавший никакого участия в столь волнительной для друзей истории, — Ты будешь… Присяжными!

— А? Что? — Очнулся хвост, — какими пристяжными? Я вам  не конь, и даже не пёс!

— В количестве двенадцати разгневанных мужчин. Я буду судьей.

— Да ваша честь! — отрапортовал Хвост и разлегся на диване, приготовившись слушать.

— Введите задержанного, — Воскликнула Фрося, — Зумблюм, это тебя касается — ты у нас приставом к чайнику будешь. Да не простым, судебным.

— Слушаюсь, ваша светлость! — Обрадовался Зумблюм тому, что и ему нашлось дело. — А…. Как его вводить, если он  в чайнике заперся?

— Чайник! То есть, тьфу! Чай! Выходи немедленно! У нас тут суд и если ты не будешь слушаться, то мы тебя еще и за неуважение к суду накажем.  В стакан его!

— Ну, погорячился я, — вздохнул чай, неохотно выбираясь из чайника в граненый стакан, невесть какими судьбами попавший к Зумблюму П во время его путешествия из Санкт Розенкранца в Усть Гильденстерн. Тот, что в Несусветском уезде. на паровой колеснице на рессорном ходу. — Но теперь я уже остыл, проявите снисхождение,  не надо меня женить, у меня от женитьбы немощь случается. Бледная.

— Хвост. — Обратилась Фрося к заливисто храпящему хвосту,  — Хвост! Каков вердикт?

— А? Что?  — Очнулся Хвост, — А, да. Вердикт.  — Он достал изрядно помятый листок и принялся читать, нацепив Фросины очки кверху ногами. — Что тут у нас? Ага, вот — «…три светофора, потом направо и проехать пять светофоров. Два из них не работают, поэтому их не считать. Затем — тоннель.  Все.  Дальше наискось будет дом. Его пропустить, следующий уже будет прямо.  Первый этаж, 66  квартира. Ключ под ковриком.»

— Ключ! — Воскликнула Фрося, — Ну, конечно же ключ! Ключ ко всему. — И она кинулась к двери, чтобы достать ключ из под коврика. — Вот! Вот он, а я думала, что он пропал. Скитается по чужбине, разут-раздет…  Ну, раз ключ отыскался, объявляется всеобщая амнистия! Ура!

Чай, трижды крикнув ура!  незамедлительно потребовал компенсацию. За нанесенный ущерб. Особо наставил, что ущерб моральный, непоправимый.

— Я с вами замерз! — шептал он сиплым голосом,  —  у меня пропал интерес к жизни и цвет… Вы только посмотрите на этот цвет, это не цвет такой цвет,  это даже не оттенок…

Суд собрался на экстренное совещание. Его решением принятым единогласно,  чайник, с озябшим, трясущимся от холода, блеклым чаем был немедленно водружен на плиту. На крышку чайника, все тем же решением, была помещена и сушка с подмоченной репутаций.

— Держись, — крикнул ей повеселевший Чай,  — жизнь-то,  налаживается!

Кролик Керогазыч крошил батон. На кого он его крошил отсюда не видно, да и без разницы, собственно:  я знаю наверняка — на кого. Он крошит его на жизнь. Свою, разумеется.   Но, то ли жизнь коротка, то ли батон слишком длинный, Керогазыч зашвырнул остатки батона своим подружкам-уткам и побрел к выходу из парка не обращая внимания на их возмущенный шум.

Ящерица Фрося крикнула ему что-то приветственное, оторвавшись буквально на секунду от воспитания Хвоста, да так и осталась стоять с открытым ртом, не обращая внимания на то, что смышленый хвост, воспользовавшись её удивлением сбежал потихоньку в кусты, где у него припрятана заначка — жирный бычок гаванской сигары «Корона» и три спички с кусочком тёрки. Идиллия, практически. Если не обращать внимание на Фросины вопли о какой-то, упоминаемой ею мифической вони.

Кролик Керогазыч брел по улице мимо парка и смешно шевелил ушами. Ветер было увязался за ним желая подшутить,  но видя, как Керогазыч угрюмо поднял воротник пальто и поплотнее нахлобучил кепку, разочарованно вздохнув уметелил вниз по улице поднимая вихри из мелкого мусора и конфетных фантиков. Вчера в городе был праздник.

-Хвост! — Воскликнула очнувшись Фрося, — ты видел?  Хвост? Ты где… А ну-ка выкинь   эту дрянь! Нашему другу Керогазычу плохо, а ты куришь всякую дрянь за моей спиной! Что значит — не дрянь? А почему так воняет?

И выхватив из сумочки флакон с резиновой грушей принялась опрыскивать вертящийся как ужаленный хвост одеколоном «Шипр».

Кролик шел, волоча лапы, загребая запылившимися ботинками мусор, которым побрезговал отчего-то Ветер.

-Ой! — Воскликнул Зумблюм  П, сидевший на скамеечке в ожидании чуда, или соседки из третьей квартиры, — Ботинки! Они же…

Керогазыч  взглянул на Зумблюма П и молча пошел дальше, отмахнувшись от предложения почистить ему ботинки, совершенно новой бархоткой которой огорченный Зумблюм махал ему вслед.

Он прошел еще одну улицу и с разбега наткнулся на Деда Котлеткина метшего улицу.

— Нет, ты видел? — Буркнул он Керогазычу, — видел? Праздник у них!  А что, раз праздник то и мусорить нужно?

И он огорченно шваркнул метлой. Присмотревшись к немо стоявшему Кролику, Котлеткин подхватил метлу и взяв Кролика за рукав, проворчал:

— Пойдем-ка, у меня сегодня тоже желание помолчать есть. Сильное. Да и чай с пирогами. Под них молчать сподручней.

И поволок, собственно и не сопротивлявшегося Кролика к себе.

Они пили уже второй чайник, когда в дверь влетела Внучка.

— Дед, а дед! — Закричала она, —  а у нас вчера праздник был! Мы танцевали! А…  Ой, извините, — Спохватилась она, — Здравствуйте.

— Мне, пожалуй, пора, — Ржавым голосом проговорил Кролик, глядя на  ходики на стене.  Поздно.

— Да они врут,- Хмыкнул Дед, — я им батарейки забыл поменять. Так, что сейчас еще вчера и праздник в самом разгаре!

— Урра!- Закричала Внучка, — Праздник!

И схватив Кергазыча в охапку поволокла его  танцевать под музыку вовремя очнувшейся радиолы  «Рекорд-3» сонно моргающей зеленым глазом.

— Ой, — Засмущался Кролик, — я танцевать… И потом — два чайника….

— А мы подождем, — сказал вернувшийся Котлеткин, вытирая руки полотенцем — там, как раз свободно.   И подмигнул.

Четвертый чайник оказался последним. Кролик Керогазыч с сожалением отложил  кусок морковного пирога, так и не придумав, куда бы от него откусить и не лопнуть.

— Пойду, пожалуй. Чудесный получился праздник.

— Да, — отозвался Котлеткин, — лучше не бывает. И помолчали хорошо, душевно.

— Если увидишь Фросю и Зумблюма П, скажи им что мне ужасно стыдно, и я… извиняюсь.

— Передам, чего уж там, — вздохнул Котлеткин, — хотя, лучше бы сам…

— Уезжаю я сегодня, меня Крооша приглашал в гости с утками, да выяснилось в последний момент, что  те не могут, а там ждут, и…

Керогазыч засунул кепку в карман пальто и пошел провожать Внучку — им было по дороге.

Дед Котлеткин подтянул гирьки на Ходиках и перевел стрелки, — Все, уже не праздник.

Ходики, нарисованные на обоях вздохнули, но ничего не сказали.

И взяв метлу Котлеткин отправился наводить в городе порядок. На паршивца Ветра надежны-то никакой.

Кот Хлабысь фыркнул с шифоньера, подумаешь — праздник — чай они пили, а рыбки коту никто не догадался  принести.

В это время в распахнутое на кухне окно влетела Утка и посмотрев критически на остатки пирога все еще не убранного Дедом, крякнула и выволокла из сумки рыбину, cсмотревшую на  Хлабыся круглыми, видимо от удивления, глазами.

— Ура! — Завопил он, рушась с шифоньера вниз, — Ура! Праздник!

   Зумблюм П  выгуливал пальто. Пальто было в больших серых яблоках. Возле новенькой лужи Зумблюм  П остановился, чтобы посмотреть, как выглядит его пальто в отражении в воде. Но в луже, в основном, было голубое небо и белые облачка. Ну, и пол носа и один глаз Зумблюма П.  В самом краешке лужи, там, где плавал осенний лист.  На листе сидел пригорюнившись муравей Антилопкин-Захолмский.

 —   Чего  уставился,  —  вздохнул Муравей, —  у меня, может, обеденный перерыв сейчас.

   Зумблюм П, засмущался.

  —  Ой, извините, досточтимый Антилопкин, я…

 —  Захолмский, —  мрачно перебил его Муравей.

 —  Да-да, конечно, —  спохватился Зумблюм П. — извините, пожалуйста!  Антилопкин-Захолмский, я…

 —  Не стоит извиняться, —  желчно сказал Муравей, —  стоило бы побольше уважения  выказывать собеседникам. Особенно тем, кто все еще готов выслушивать тебя.

 —  Но я… —  Растерялся Зумблюм П, —  я…

 — Что ты разъякался? —  не унимался Муравей.

—  Я хотел сказать —  мы идем в гости! —  Сказал Зумблюм П, —  вместе с пальто.  И… А хочешь, мы и тебя возьмем? Ящерица Фрося сегодня капустные пироги стряпает, а ее Хвост…

 —  Знаю я тот Хвост, знакомы, как же.  Он меня в парке с ног сшиб — несся как угорелый. И даже прощения не попросил! А за ним Фрося гналась. В высшей степени в непристойном виде: шляпка набекрень сбилась, зонтиком размахивает, да еще и ругается, как сапожник. Хвост от нее, видите ли, удрал. От такой — не удивительно! Нет, не пойду я к ним, крайне неприятным типусам, как не уговаривай.

  — Ну, тогда —  до свидания, —  грустно сказал Зумблюм П, —  желаю хорошо провести время здесь.

    И ушел. Вприпрыжку, шлепая по встречным лужам всеми своими пятьюдесятью тремя,  до блеска надраенными парами ботинок. Прохожие уворачивались от брызг и беззлобно поругивали Зумблюма П, не успевавшего раскланиваться со всеми встречными.

   Ветер, сидевший до того на ограде старого парка,  и пускавший мыльные пузыри с одним знакомым разбойником, решил размяться немного  и, оставив стаканчик с мыльной водой разбойнику на попечение, подхватив веревочку воздушного змея,  побежал  вниз по улице ведущей к парку.

    Осенний лист с сидевшим на нем муравьем Антилопкиным-Захолмским выплыл на середину лужи. Муравей, уловив едва ощутимый запах пирогов с капустой, вздохнул, а всего-то надо было попросить   Зумблюма П подогнать листок, на который он попал в результате глупого пари,  к берегу, эх…

  —   Вот! —  закричал Зумблюм П, —  я тебе принес!

 —   Мы принесли, — поправила его Фрося, ставя на траву корзинку покрытую льняной салфеткой,  —   раз уж ты не можешь к нам заглянуть. Нам Зумблюм П рассказал, как ты тут занят Очень Важным Делом.  Хвост, Накрывай!

  —  Э-э,  уважаемый  Антилопкин-Захолмский, —  замялся Зумблюм П, —  Нам  не хотелось бы мешать Вашим в высшей степени важным занятиям, но вы прям там, на листе, будете пироги? Или мне Вас на берег доставить?

    Зумблюм П, ящерица Фрося и Муравей Антилопкин-Захолмский пили чай из термоса и ели духмяные пироги, а Хвост, по своему обыкновению вдруг  рванул куда-то, сшибив зазевавшегося Муравья с ног. Муравья тут  же подняли, и вручили бумажную салфетку, а Фрося  вскочив с криком, — «Ну, я этому паршивцу сейчас покажу!» — ринулась в погоню.

   —  Правда, весело? — Спросил Зумблюм П улыбаясь.

     Муравей кивнул, едва успев проглотить тираду рвавшуюся против его воли наружу,

   —  Правда.

   И, неожиданно для себя,  улыбнулся в ответ.

      Вышел Зумблюм П из дома и заблудился. Стоит грустный у дверей, и не знает куда идти. Хорошо, соседка проходила.  

   — Вы тоже мусор выносить? 

   — А еще я хотел босиком по лужам, — засмущался Зумблюм П, — Да только лужи я не знаю где…. 

   — А пойдемте! — Улыбнулась соседка, — Лужи я вчера своими глазами видела. В парке. 

   — В парке их нет, — Вздохнул Зумблюм П, — Я проверял. Кролик Керогазыч говорит до следующего дождичка, а у меня даже календаря нет.

  — А мы их сами сделаем. — предложила соседка, у меня есть тазик. Синий. Мы в него воды нальем — будет лужа.  

    Во дворе, среди травы стоит синий тазик а в нем по очереди шлёпают ногами Зумблюм П и его соседка, хохоча во все горло и расплескивая воду.   Солнце смотрит на них скептически, но не выдерживает и тоже прыскает россыпью солнечных зайчиков. Зайчики известные шалуны — они тут же принимаются по всюду совать свой нос. 

   Зумблюм П завязывал шнурки на последнем, пятьдесят третьем ботинке, когда соседка вдруг вскрикнула, 

  — Ой, а про мусор то мы и забыли! —  и подмигнув, убежала, подхватив свой мешочек, терпеливо дожидавшийся ее у крыльца.

    — Постойте! — Закричал Зумблюм П. Но тут же вспомнил, что он снова забыл спросить, как ее зовут. «Уй, какая досада…. — подумал он, — не могу же я ее звать — Эй!» И пошел выкидывать свой мешочек с мусором, дав  себе обещание, что уж в следующий раз он обязательно спросит, как её зовут.

    А Солнце, поплескавшись еще немного в тазике, заскучало и пошло по своим делам, решив наказать Ветру, чтобы тот нагнал грозовых тучек — так и правда, весело! 

      Зумблюм П любит прыгать через лужи. Правда , удается ему это весьма редко. И вовсе не из-за старого дружище Дождя, тот-то всегда был рад помочь, да вот ноги…

       Когда Зумблюм П, по прозвищу Стоногий, выходил погулять, надраив до зеркального блеска все свои пятьдесят три пары выходных ботинок, и попрощавшись с каждой парой домашних туфлей  по отдельности, Дождю уже надоедало идти и он к тому времени обычно пил чай с бубликами в кафе через дорогу.

      Дождь  — мастер рассказывать анекдоты. Посетители кафе готовы слушать его часами.   Зумблюм П тоже усаживался за столик и аплодировал всеми свободными от чашки с чаем и ватрушки с творогом руками.

      Дождь рассказывал и рассказывал, а когда Зумблюм П спохватывался, что вышел-то он для того, чтобы попрыгать через  лужи, тех уже и след простывал.   Оставались только самые терпеливые.  Зумблюм П бежал на улицу оставив на столике надкусанную ватрушку вести беседы с чашкой чая. О чем они беседовали мы не знаем, разговаривают они, как и принято у старых друзей, в основном, молча.

      А Зумблюм П прибежав к луже тут же начинал разнимать ноги. Те, как  еще утром  начинают спорить: с какой из них встать, так и не могут угомониться.  А уж возле лужи… За право быть Той Самой Ногой на которой Прыгали Через Лужу!  Дело  до драки доходит. До порванных шнурков и отлетевших каблуков.  Так что, пока Зумблюм П всех перемирит, пока успокоит, пока порванные шнурки не заменит заранее припасенными новыми…  Времени проходит столько, что лужа, устав ждать, уходит вслед за дождем,  ругая вполголоса простофилю Зумблюма П и его несносные ботинки.

      А Зумблюм П идет домой, раскланиваясь с прохожими и сияя начищенными до блеска ботинками.   Вечером у него визит к ящерице Фросе — он ее Хвосту обещал партию поддавков  в шахматы.  Надо приготовиться,  нагладить фрак и почистить ботинки.

Грустный Зумблюм П  шел по боковой аллее  парка, ведущей прямо к заброшенному  пруду и заглядывал под все кусты подряд.  Ящерица Фрося, сидевшая на скамейке украшенной  вырезанными на ее спинке буквами «Фы» и «Зю-оборотная» спросила ворчливо:

— Потерял что?  — И прикрикнула на свой Хвост, взобравшийся на дерево и болтавшийся там кверху ногами, — Чудовище! А ну,  слазь немедля!

— Праздник, — сказал Зумблюм П, — Не видели тут случаем?

— А отчего ты его вдруг ищешь? — Удивилась Фрося, и шлепнула по загривку Хвост, возмущенно хрюкнувший в ответ.

— Мне сказали, что сегодня будет праздник,  — Пояснил Зумблюм П, — но, отчего-то, забыли сказать — где он находится… Вот я и…

— Какое издевательство! — Закричала Фрося, — Да как они посмели! — И добавила деловым тоном,— Все. Идем искать его вместе.  Хвост! Ты назначаешься в разведчики.  Вперед.

Хвост уверенно взял след и вывел их к пруду. Под большим деревом сидел Кролик Керогазыч и выстругивал рогатку.

— Вы чего такие запыхавшиеся? — Удивился он, глядя на Зумблюма П и Фросю.

— Хвост, подлец, загонял, — Выдохнула Фрося, — Мы собственно, праздник ищем. Зумблюму П его наобещали, а  где — не сказали, представляешь?

— Низкое коварство, — немедленно согласился Керогазыч, и протянул Зумблюму П рогатку, — Вот. Держи, только кожеток надо найти подходящий.

— Устроим соревнование! — обрадовался Зумблюм П — Вот только домой сбегаю — у меня там старые ботинки есть, я кожеток вырежу.

Соревнование удалось на славу!  Хвост путался у всех под ногами.  Фрося стрельнула в обратную сторону и попала подглядывавшего за ними с перископной глубины крокодила в пруду.  Крокодила успокоили и, поставив свинцовую примочку,  взяли в свою компанию.  Даже утки, подружки Кролика Керогазыча, хоть и были убежденными противницами рогаток и те стрельнули по разу.

А когда подвели итоги и решили никому первого места не присуждать, а второе отдать Хвосту,  не принимавшему участие, за его энтузиазм, Зумблюм П вытащил из принесенной из дому сумки огромный торт.

— Ура! Закричал Керогазыч, —Какой чудесный день!

— Да,  — вздохнула раскрасневшаяся от переживаний Фрося, — Жаль, конечно, что праздник не отыскался….

— Да и черт с ним, с праздником! — Воскликнул Зумблюм П, — Зачем нам какой-то праздник,  когда нам так весело!

— Приятный день, не правда ли? — Сказала ящерица Фрося и прикрикнула на расшалившийся на лужайке  хвост, чтоб тот немедленно унялся!
— Ваш? — Как можно вежливей поинтересовался кролик  Керогазыч и вздохнул.
— Вот ещё!- ледяным тоном отвеила Фрося и вздернула голову, чтобы Керогазыч мог полюбоваться ее новой косынкой, — У меня хвост, всем хвостам хвост.  Дома спит, подлец, пока я тут с незнакомцами разговариваю. Возле какого-то грязного пруда.
— Какой же я это незнакомец? — Удивился Керогазыч, — мы уже дважды с вами уток кормили! И это только в те разы когда они в пруду еще плавали, до отлета. А сколько раз….
— Бросьте Ваши перечисления, — обиделась Фрося на вопиющее невнимание Керогазыча к ее новой косынке, — все это не в счет.
— А, что тогда в счет? — испугался  Керогазыч, — если даже утки не в счет? Что-то  я запутался немного.
— Ах, ну что ты вечно путаешься? Просто таки, как Зумблюм в своих ногах.
Кролик с недоумением посмотрел на свои ноги, — А если он в чужих путается, то это что?
— Он не может в чужих! — Взвизгнула Фрося, — У него своих хоть отбавляй! Зачем ему чужие.  И все разные. Он даже с левой ноги встать, мерзавец, не может, потому, что у него их штук сто и все не разбери-поймешь какие! Ходит и вечно рот до ушей!
— А я его видел, — Вздохнул Керогазы, — он жевал батон и с набитым ртом разговаивал с каким-то  хвостом. И рот был….  А кстати, до чьих ушей? А то я как-то не разглядел.
— Где? — встрепенулась Фрося, — Где эта мерзкая парочка, я тебя спрашиваю?  У меня таз со шторами замоченными второй день стоит, а этот мерзавец!
— Хвост? — Ужаснулся Керогазыч , даже самой мысли о таком вероломстве!
— Да! Он самый, увязался за каким-то проходимцем…
— Зумблюмом П?
— Слушай, Керогазыч, ты как с утками умудряешься общаться?
— Я с ними молчу, а что?
— Понятно, почему ты цел до сих пор, но это явно временное явление. — Утешила Керогазыча Фрося, — Значит так. Немедленно ищем Зумблюма П — пусть вернет мне хвост, а не то я ему покажу где раки зимуют!
— А… мой не подойдет? — С надеждой  спросил Керогазыч, — Уж очень хочется на место где раки зимуют взглянуть. Ну, хоть одним глазком, а?
— Увидишь, — успокоила его Фрося, — Как только Зумблюма П найдем, так сразу же и увидишь. Мало не покажется!
— Я…я  тогда побегу! — Обрадовался Керогазыч, — Поищу их.  Им же, наверняка, тоже интересно!
— Беги-беги, — Проворчала вслед  кролику, заглядывающему на бегу под каждй кустик, Фрося — может и найдешь где.  С тебя станется. — И фыркнула на всякий случай, что робко стоял в сторонке.

— Ура! — Воскликнул Зумблюм П  и ударил  хвостом в литавры. — Праздник продолжается! Ну, чего ты стоишь в сторонке?  Давай, вставай в хвост и пойдем вместе!
— Что? — Возмутилась Фрося, —  Я — в хвост?  Да ни за что. Пусть хвост становится в хвост ему там самое место, и в гриву — тоже!
Хвост понуро побрел становиться в хвост, а Фрося подудев для пробы в дудку-сопелку, затребовала трамбон. Потому, что так красивее и вообще! А получив его,  принялась дудеть в него так, что прохожие оборачивались и падали через одного, тот через другого, третий просто так колесом пошел — праздник же!
Так и пошли они по главной улице: Впереди Фрося с трамбоном вся такая из себя в сбившейся набок шляпке, за ней Зумблюм П в начищенных по случаю праздника всех своих башмаках и охапкой литавр, в которые  колотили прилетевшие по случаю прздника утки.  В самом хвосте колонны шел надувшийся от гордости хвост с красивым-прекрасивым флагом, сделаным из Фросиной косынки.
А с трибуны им махал  кепкой и выкрикивал приветствия кролик Керогазыч, но его привычно никто не слушал, а зря, потому, что он кричал едва различимое из-за шума: «Я люблю вас, друзья!»  И ему почти все равно было, что его никто не слышит. Праздник же!

Когда к Зумблюму П заваливалась Смурнитца, особенно, с утра по раньше, он принимался начищать любимые ботинки. Все пятьдесят три пары — по числу ног.  Включая виртуальные и ложноножки, плюс три про запас. Занятие это успокаивало Зумблюма, и, даже, не побоюсь этого слова, приводило в хорошее состояние духа. Правда, Зумблюм П жутко стеснялся, когда кто-нибудь видел, как его приводят, да еще и  за ручку,  и потому чистил ботинки закрывшись на все замки и даже подперев входную дверь шваброй, как будто той  делать было больше нечего.

И пока дверь со шваброй играли в города на щелбаны, он  чистил и чистил ботинки не прикладая рук, исподтишка поглядывая — не ушла ли еще уже Смурнитца?
Когда же все ботинки принимались сверкать от скуки неземным блеском, Зумблюм надевал их и подхватив Смурнитцу под руку( она бы и сама была рада уйти, да Зумблюм П запирался на сто запоров — пойди, уйди)  и отправлялся гулятять.

В подъезде ему всякий раз встречалась соседка, у которой отчего-то в таких случаях, обязательно переполнялось мусорное ведро. Хотя бы и любопытством.
Окинув критическим взглядом Смурнитцу, соседка делала прямо таки из воздуха новое лицо-со-значением и продемонстрировав его Зумблюму П, уносила в коллекцию, похвастаться при случае перед подружками. А Зумблюм отправлялся дальше, ведь гулялтять не будет ждать.

Гулятять, это возле моря.

Там, на высоком холме, Зумблюм П останавливается, в надежде, что старый друг,  морской ветерок подхватит  Смурнитцу под руки и увлечет в одну из кофушек обильно разбросанных прямо у самой воды, а он тем временем пойдет уже себе домой. Но Смурнитца хватается за руку Зумблюма П  и никуда без него идти не хочет…

И он, смирившись, бредет вместе с ними, а потом,  изучая меню, вполуха слушает, как Смурнитца весело смеется над дремучими, как и он сам, анекдотами Ветра.

Кофе и круассан Смурнитце, пиво — Ветру, и черный абсент со жженым сахаром ему.

Зумблюм П идет с Ветром и Смурнитцей по набережной и бросает камешки в море, пытаясь спечь хотя бы три  блинчика, но камешки, булькнув один раз, упрямо идут ко дну и вовсе не желают отскакивать от воды. А Смурнитца, неожиданно молча, поглядывает на него искоса и вздыхает.

«Гулять-ять» — Крикнул Ветер и засмеялся на бегу, — «До встречи!» . — и был таков.

Зумблюм П смотрит  на Смурнитцу и теребит кончик шарфа, подаренного ему когда-то мамой.   «Ну, что,  я…. » — бормочет  Смурнится потеряв всякую надежду, — «я…  пожалуй пойду? Поздно уже. Да и …. »
И не дождавшись ответа, махнув рукой, бредет к остановке авававтобуса,  деловито зевающего в ожидании случайных пассажиров.

Зумблюм П сидит у окна и разглаживает лежащий на коленях шарф — мамин подарок.

А за окном соседка развешивает на бельевых веревках коллекцию лиц на просушку. Лица все больше насмешливые, хотя среди них  было и несколько вытянутых, как бы от удивления — но Зумблюм П таких не помнил, видимо соседка делала лица не только при виде его.  Зумблюм П, неожиданно, позавидовал счастливчику, умудрившемуся произвести такое впечатление. А может он даже рассмотрел ее настоящее лицо? Пришло в голову Зумблюма П.  И  Зумблюм подумал, смущаясь нещадно своего неожиданного любопытства,  —  а, какое оно — ее настоящее лицо?

И, вдруг, решившись,  полез на антресоли спрятать подальше мамин шарф.