—Тихо-то как, — подумала ящерица Фрося, и потом, для закрепления,  подумала еще раз. На этот раз  безуспешно — что-то ей мешало. Как оказалось в последствии — хвост. Он, закатив в экстазе глаза,  играл на шотландской волынке гаммы собственного сочинения. Правда,  волынка об этом не знала, но это никому не доставляло неудобств. Кроме волынки, разумеется. Тяжело вздыхая, как только может вздыхать хорошо выдержанная шотландская волынка,  брела она за овечьей отарой по изумрудным холмам, наигрывая на губной гармошке унылый твист.
  —Тихо-то как, — упрямо подумала Фрося и овцы недоуменно уставились на нее. Каждая с пучком свежих мыслей торчащим из пасти.
   Фрося решила больше не думать и принялась считать овец. Овцы, успокоившись продолжили жевать мысли.  Хвост принялся искать в экстазе  глаза, но не нашел и затих обиженный на весь свет, предварительно заявив на скверно организованной  пресс конференции, — Глаза бы мои тебя не видели!  
  Там его Фрося утром и обнаружила.  
  И тихо уже не было.
  Что, собственно, было уже совсем не важно, ибо это была другая история, а не эта.